вообще-то, именно в этом коридоре сириусу сегодня ничего не было нужно.
движимый жаждой новых впечатлений (и на десятую долю — завистью к поттеру, который сегодня вечером убежал с лили эванс на свидание), он прогуливался, чеканя шаг остроносыми ботинками, между шеренгами щербатых стен, проводил по ним кончиками прохладных пальцев — запоминал, впитывал плоть и кровь хогвартса, в котором он провёл целую настоящую жизнь вдали от семейных условностей, книксенов и идей чистокровного превосходства.

он временами возвращался к мыслям о своей семье (но старательно избегал столкновения, даже мимолётного, с регулусом — пропустил матч гриффиндора со слизерином и чуть не подрался с поттером, который был понимающим во всём, кроме того, что касалось моментов его славы).
настоящей семьёй сириуса были поттеры, приютившие его, ни на йоту не желавшие переделать (то, что сириус критически не переваривал), а блэки были лишь напоминанием о своём происхождении, тень тени его настоящей славы и популярности, завоёванной громкими (не всегда моральными) поступками, привлекательной внешностью и остротой ума.

но именно в этот коридор и именно в этих мыслях (вязко-мокротных, душащих в верхах лёгких)) он свернул — и замер от неожиданности перед двумя фигурами (сцены, которые он так часто наблюдал, сам будучи в роли нападающего).
ему не нужно было спрашивать, нужна ли его, сириуса, помощь,
дух опасности, витавший в воздухе, щекотал обострённый бродяжий нюх, шевелил шерсть на загривке,
так пахло страхом (как от питера во время превращений люпина — тот так и не привык к зрелищу расчеловечивающего обращения лучшего друга),
так пахло острой несправедливостью, против которой у блэка всегда находились аргументы (только если он сам не был участником травли).

он терпеть не мог мальсибера — исходящего настоящей, не бравадной злобой; выросшего в серпентарии по соседству, под канонаду ненависти к магглам и магглорождённым; истинного сына слизерина, сочащегося опасной, через край переваливающей жаждой разрушения,
с большой симпатией относился к мэри макдональд (которая явно не по доброй воле торчит тут с ним так поздно — оков его пальцев на её хрупком запястье, массивная фигура перегораживает проход к единственному выходу, в пяти метрах от которого — так случилось — оказался сириус),
и с не меньшей долей азарта любил ввязываться в авантюры.
а это значит, что сегодня звёзды в созвездии большого пса так сложились, что сириусу блэку не избежать вмешательства в эту историю.

дважды он и не думает — действует по наитию, по дуэльной (пацанской) привычке обнажая оружие при малейших признаках нужды в том; вынимает палочку из кармана и направляет в затылок мальсиберу:
— итак... — блэк не повышает голос, хотя пульс учащается на десятки ударов. — сейчас ты разворачиваешься ко мне — медленно, чтобы я видел твои руки...
мальсибер тяжело выдыхает — нетерпеливо, раздражённо, безошибочно узнавая растянутые гласные сириуса блэка в непроизнесённой угрозе, разжимает мясистые пальцы (сириус не смотрит на мэри, но на своё отражение в крупных сливовых глазах мальсибера), косится на палочку, с кончика которой вырываются две красные искры.
— добрый вечер. — мягко произносит сириус, в секунду перехватывает поудобнее палочку и с размаха ударяет мальсибера в нос — не сириус блэк, не желающий ни капли чужой скверной крови на манжете рубашки, но — бродяга. мародёр.
— я-я тебя уничтожу, блэк. — мальсибер прижимает ладонь к переносице, сузив глаза — ты влез в наши дела. — он скользит рукой в карман (явно за палочкой, уж он-то не будет заниматься мордобоем), но сириус перехватывает обе его руки (мальсибер сильнее, но сейчас на его стороне адреналин и правосудие). слизеринец выплевывает сиплое, — вали отсюда.
— нет, мальсибер. — сириус ощетинивается, достаёт клыки из-под тонкой верхней губы, — сейчас ты нахуй отсюда свалишь, и больше не попадёшься мне на глаза. и больше не приблизишься к ней.
мальсибер не собирается сдавать позиции, и не собирается подчиняться — из его левой ноздри выступает кровь, смешанная со слизью, слезятся глаза — он выглядит опасно, как зверь, раненный на охоте. но что-то — какая-то недобрая идея, вспыхнувшая в его голове — заставляет его отступить на шаг, два, три. сириус наблюдает, как расстояние между мэри и мальсибером увеличивается, толкает его правым плечом и становится ближе к ней. он снова засовывает в карман руку, но блэк слегка цокает языком (лучше брось эту идею, мудила), и мальсибер исчезает, вытерев нос рукавом и плюнув блэку под ноги вязкой слюной.

— я не буду спрашивать, в порядке ли ты, потому что явно нет. что ему было нужно? — он потирает ушибленную правую руку, перекладывая палочку в левую, но не опуская — по костяшкам обеих бежит дрожь, ярость жаждет недополученной разрядки — но сейчас он больше нужен мэри, чем ему — возмездие, и она (в представлении сириуса) должна быть больше рада тому, что мальсибер ушёл, чем потенциальной драке на её глазах.
сириус протягивает ей руку — не зная, примет ли она её, или градус принесённого им насилия оказался чрезмерен (он уже почти жалеет о своём порыве) и прислоняется к стене напротив спиной, не зная, какие ещё слова подобрать. он видит мэри в свете единственного факела над её головой, по её лицу бегут длинные тени от пламени. очень красиво.
— что между вами... есть? — вырывается у сириуса; догадка, прошившая ему мозг после того, как самые свежие эмоции улеглись, вступает вразрез с реальностью, которую он только что видел. и всё-таки он спрашивает.
по своим причинам — не может не спросить.

на секунду сириус вываливается из образа, пришитого к нему, как вторая кожа; непохожее на него сегодняшнего желание почесать кулаки о чужие зубы, свербящая между ребрами ревность к праву мальсибера прикасаться, хрупкость момента, звенящего, как хрустальная ваза (мэри не кажется ему таковой, но иногда чудовища оскаливают зубы так явно, что принцесс приходится вызволять из их лап) —
всё это приводит сириуса к этому лишнему вопросу, неуместному, как смех на похоронах,
такому отчётливо собственническому, что за ним ничего нельзя замаскировать. и потому он, недовольный сам собой, скрещивает на груди руки, пряча их друг за друга — защищая свой непробиваемый блэковский доспех, заталкивая чувства, неподходящие моменту, поглубже.

мэри подходит ближе, и эта в общем-то ставшая привычной между ними дистанция (или её отсутствие — бок о бок — в компании мародёров и эванс, дружеские тычки локтем, случайные прикосновения коленями на трибунах) сейчас кажется едва преодолимой. сириус не знает, оставили ли пальцы мальсибера синяки на её запястьях. не думает, как и где ещё он мог до неё дотянуться, по каким чувствительным местам пройтись.

сириус кивком отвечает на её благодарность — с видом человека, который сделал единственно верный выбор в такой ситуации (для него это так и было в любом случае, но раз это мэри, то тут совершенно однозначная ситуация). нельзя и придумать поступка лучше, чтобы расположить к себе девушку, которая нравится; но такую мысль сириус отталкивает, отпружинивает, не желая искать в ситуации выгоды для себя. даже если вставить в этот пример мальсибера как вычитаемое их симпатии, блэк мог бы придумать сотню способов лучше, как произвести впечатление.
к чёрту мальсибера.

— проводишь меня в гостиную?
— конечно, — блэк расправляет затёкшие плечи, чувствуя бегущую вниз по пальцам пульсацию чужой боли (удар по роже мальсибера будет с ним и завтра, пока ушиб окончательно не пройдёт; лечить его он не будет, чтобы до конца прожить этот сладостный момент), — ты не хочешь... посидеть в гостиной? что-нибудь выпить?
огневиски из запасов дяди альфарда пришлось бы кстати (упокой его душу мерлин), но под рукой может оказаться разве что бутылка сливочного пива (если питер её не выпил), завёрнутая в кусок пергамента с недописанным эссе по зельям. блэку хочется предложить ей ещё что-то, кроме кулаков и мальчишеской злобы — замечает, как дрожь разбегается по её телу, хотя мантия скрывает очертания форм. наверное, он недооценивает (и в принципе не может понять) то, как мальсибер её напугал, и как мэри провела бы вечер, если бы блэку не было так дьявольски скучно (и из его же, дьявола, силков её пришлось вызволять).

а ещё мальсибер ей не нравится (не то, чтобы блэк ждал другого, но... он не раз ошибался в том, что нужно женщинам, взять хотя бы эванс — сириус проспорил десять галлеонов боунсу, что поттеру никогда ничего от неё не перепадёт, и глядите-ка). эта новость как будто должна была немного поднять его настроение, но вместо этого блэк погрузился в глубокую задумчивость, тщетно стараясь скрыть от мэри, чем эта информация стала для него. на одном ребре костей вновь проявился вопрос о том, а что было нужно мальсиберу от мэри; если он хотел её запугать и этим чего-то добиться (чего именно, и думать не хотелось), то его план провалился с треском.

если мэри рассчитывала, что сириус просто проглотит её ответ о том, что ничего от неё не нужно мальсиберу, и довольствуется кислым послевкусием её лжи (ради чего? во благо ли?), она плохо его знала. наглости блэка хватало ровно до той черты, чтобы продолжить выяснять про мальсибера (который был лейтмотивом их вечера, уже не рискующего перерасти в романтическую прогулку по таинственным коридорам).
— макдональд, это не ответ, ну, — он пропускает её чуть вперёд, рассовывает по карманам благородство и учтивость, которые сейчас ему не понадобятся. замок постепенно затихает, погружаясь в мерное жужжание пчелиного улья, свойственное ему перед отбоем. они почти никого не встречают по пути в гостиную — сириус выбирает пути и коридоры, изведанные благодаря карте мародёров, пустынные и малоизвестные. на одной из ступенек движущихся лестниц легко трогает её за рукав. — ты можешь мне рассказать. кроме шуток, мэри. выкладывай.