Ода никогда не думал о себе, как о хорошем человеке. Прошлое было покрыто кровью, и все же иногда ему казалось, что тьма тех дней поистерлась в настоящем, слетая словно дурной налет вместе с каждой спасенной жизнью. Свет давно уже перестал быть чем-то далеким, теперь он почти мог его коснуться, видел удивительно четко, больше не ощущая непричастность, и не знал кого за это благодарить.

[indent]Писателя, чье имя позабылось со временем?

Сказанные им слова начисто отсекли уготованную судьбу, полную окровавленных следов, вереницей тянущихся за спиной.

[indent]Незнакомца на перроне?

Тогда Ода впервые услышал о вооруженном детективном агентстве, запомнив совет, данный поздним вечером. Два года понадобилось, чтобы прислушаться к нему и в конце концов услышать, найдя новый путь, отчетливо ведущий прочь из темноты.

[indent]Само агентство, ставшее не просто работой, но местом похожим на дом?

С тех пор многое переменилось, лишь одно осталось неизменным — свет не гас, горел размеренно и ярко, согревая душу, заполнял пустоту там, где когда-то что-то потерялось. Ода не помнил, что именно это было, к нему приходили только мимолетные образы на исходе сна, обращались по утру тяжелым усталым вздохом, ускользая неясными обрывками не случившихся и невозможных событий. Снова и снова они мучили разум, пока однажды он не взял в руки ручку, записывая историю чужой жизни, превращая её в черновик, который прятал даже от самого себя, находя слишком много невысказанного между надеждой и отчаянием несвязных абзацев.

Ночью в Йокогаме безветренно и тихо: ни людского шума, ни проезжающих машин, будто все разом застыло, предрекая скорую бурю. Ода ждал, не сомневаясь, — она произойдет. Зажжется единственная спичка и вспыхнет пожар, гнев не унять парой фраз, а в Акутагаве тот тлел нескончаемо, разгорался в момент, обжигая осмелившихся подойти ближе.

Ода не боялся, во что бы то ни стало готов был бороться за еще одного подростка, выброшенного на обочину жизни, пускай даже пришлось бы в этой борьбе столкнуться с портовой мафией.

По узкому переулку, мимо вывески Люпина, вниз по лестнице, сворачивая в пролете, чтобы добраться до двери, откуда слышался высокий припев обычно играющей здесь песни. Покидая утром агентство, он был полон решимости любой ценой помочь Акутагаве, уберечь от кровавых последствий сделанного выбора, однако, оказавшись на пороге бара, отчего-то на мгновение замер, находя странно знакомым незнакомого человека в его полутемном зале.

— Дазай, — имя прозвучало привычно и легко, не задумываясь, без вопросительной ноты, и Ода наконец шагнул внутрь, словно не было в том ничего особенного, не понимая, что именно оно значит.

«Алое небо» — певица тянула куплет, напоминая о неизвестном, сотнях предложений в старой тетради, и в этом забытье, находясь между снами и реальностью, он занял соседнее место, лишь тогда осознавая всю нелепость и опасность своего положения, когда менять что-то было уже поздно.

Отредактировано Oda Sakunosuke (2023-07-16 00:58:31)