DOWNFALL
|
downfall
Страница: 1
Сообщений 1 страница 9 из 9
Поделиться12023-07-19 21:57:35
Поделиться22023-07-19 22:23:00
[indent] Я клянусь лодочника душой. Мои губы касаются запястий брата, которые были в уродливых шрамах от недавнего заточения. Я клянусь ему собственным сердцем. Хотя прекрасно понимал, что не сдержу данного мне слова и найду способ для того, чтобы мой возлюбленный не вернулся в царство мертвых. Он спустился сюда живым и все еще оставался таковым, я это чувствовал. А живым не было здесь места. Уж точно не Психею.
[indent] Я ступаю прочь из лодки, смотря Харону прямо в глаза и снова клянусь, что исполню то, что пообещал. И кто знал моего младшего брата, то ли он так сильно любил меня, что доверял моим словам. То ли он знал, что я не сдержу обещаний и он получит себе мою душу. По его лицу сложно было прочесть то, что именно двигало им в тот момент, когда он согласился перевести меня на другой берег Стикса. И он больше не спрашивал мен, ни о чем, отталкиваясь своим веслом от берега, лодочник продолжал смотреть на меня, отдаляясь все дальше, чтобы продолжить свою рутинную работу, перевозя мертвецов.
[indent] Мне было наплевать на то, какую цену я должен заплатить за то, чтобы забрать Психея. За любовь платили и большим. И даже бог любви оказался бессильным перед трепещущим чувством внутри. Дни без любимого человека превращались для меня в настоящий ад. Нажмите на фрагмент, чтобы вставить его в текстовое поле. И, не смотря на то, что он хотел убить меня и нарушил данное мне обещание, я не мог переслать чувствовать в себе желание оказаться с ним рядом, коснуться его и увидеть глубокие, точно океан, голубые глаза. Воспоминания связанные с Психеем, заставляли чувствовать где-то в животе приятное волнение. Мое дыхание перехватывали, словно я был обычным смертным. Мне не нужен был никто другой. Другие перестали существовать для меня. И это была не страсть, не платоническая похоть, кому как не мне знать чем это отличается от того чувства, которое пронзило мою грудь, стоило мне увидеть этого юношу. Я любил его. Больше, чем собственную душу.
[indent] Он так мирно спал. Рядом возле него лежала шкатулка Персефоны, которую, он выронил из своих рук, стоило ему заглянуть внутрь. Глупый человек. И на моем лице появилась нежная улыбка. Пальцы коснулись его прядей, а затем и щеки. В тот момент я понял, что он тоже любит меня и он сожалел о собственном поступке. Иначе бы он не согласился пожертвовать собственной жизнь, чтобы вернуть меня. Жаль, он поверил Афродите, а не обратился за помощью к кому-то другому. Или же он просто мог ждать меня. Я бы не смог долго без его присутствия. Я бы вернулся к нему и простил за человеческую глупую натуру. Все потому что я любил его. Но моя душа ничто по сравнению с тем, что он готов был отдать свою жизнь за любовь. Ведь у смертного человека ценнее ничего нет. Мои губы коснулись его. Я чувствовал его дыхание, слышал стук сердца. Но мой милый Психей не открывал глаза.
[indent] Дита сказала мне, что время проведенное с Психеем плохо повлияло на меня. Я стал человечней. Хотя я никогда не слыл черствостью. Обидчивость – да, меня легко было задеть. Проявление чувств не было для меня чем-то позорным. Я не считал это слабостью. Поэтому даже сейчас я не пытался скрыть собственных чувств, когда к горлу подступил горький ком от отчаяния, что мой любимый человек не просыпается. Я не мой брат Гипнос, сны мне неподвластны. Я лишь крепче сжал руку Психея в своих, касаясь ее губами. Она становилась влажной от моих поцелуев и слез, которые неконтролируемо стекали по моей щеке, обжигая мою кожу.
[indent] Все, что я мог сделать, это понадеяться на то, что уколов его золотой стрелой, смогу прервать проклятье, заменив его другим. Я действовал по повелению сердца и только ему одному я доверял в эту самую секунду. Но я не успел. Лишь сжал стрелу в руках, как за спиной послышались шаги. Если бы хотели не привлекать мое внимание, то подкрались бы бесшумно. И я, точно по приглашению, оборачиваюсь назад. Я сидел на коленях, возле спящего Психея. Мне пришлось поднять голову, чтобы помимо ног увидеть фигуру целиком. Впрочем, почему-то удивления не возникло на моем лице. В отличии от меня, Танатос был создан для этого подземного мира. Он так гармонично смотрелся на фоне серого царства, что я мог бы назвать это эстетикой, хоть сам я ненавидел это место.
[indent] - Брат. – Тихо срывается с моих уст и я снова смотрю на своего спящего любовника. – Ты знаешь как мне помочь? Это глупец забрался сюда, чтобы достать эту проклятую вещь. – Я взял в руки шкатулку Персефоны и со всех сил, что у меня были, швырнул ее о каменные стены. После чего мой голос становится громче, но дрожит все сильнее. – Я не знаю как разбудить его. Мне нужно его забрать отсюда. Но он все ещё спит.
Я не знал, слушал ли меня Танатос или просто смотрел на мои попытки сдержать гнев и истерику. Я все ещё крепко сжимал руку Психея и смотрел на его прекрасное лицо, при виде которого мое сердце готово было замереть навечно.
Поделиться32023-07-19 22:23:33
[indent] Танатос знает: Эрос обязательно возненавидит его за то, что он сделает.
[indent] Он никогда не был близок со старшим братом. Всегда держался в стороне – как, впрочем, и с другими детьми Мрака и Ночи за исключением Гипноса. Танатосу был чужд тот образ жизни, что выбрал себе брат. Ему всё было чуждо: его стремление оказаться на Олимпе, его любовь к смертному человеку, все те события, в которые он оказывался втянут волею судьбы. Танатос смотрел на это всё и про себя размышлял: однажды быть беде.
[indent] Кто он, впрочем, такой, чтобы читать Эросу нотации о том, как нужно жить. Танатос – безмолвный наблюдатель, тень, выжидающая в стороне и не вмешивающаяся в ход событий до тех пор, пока не придёт его время. И он бы, честно говоря, предпочёл, чтобы всё было так и дальше. Чтобы они с Эросом всё так же продолжали существовать порознь, чтобы их пути никогда не пересекались. Чутьё подсказывало: ничего хорошего им в противном случае ждать не стоит.
[indent] И как в воду глядел.
[indent] Он не ждёт ничего хорошего, когда царь мёртвых вызывает его к себе. Он ни на секунду не меняется в лице, когда слышит его приказ, ни единый мускул на лице не вздрагивает, когда к нему приходит осознание, что именно нужно сделать. Кому поручить всю грязную работу, как не богу с железным сердцем? В этом смысле Танатос давно уже перестал удивляться. Разлучить Эроса с его любовником, отсечь ему крылья, чтобы он больше не смел подняться на Олимп... Иногда Танатосу хотелось дерзко спросить царя, на какие ещё изощрённые задания хватит его фантазии, но он так и не произносил ни слова, смиренно выслушивая поручение, настраиваясь на то, что ему придётся совершить. В конце концов, уж лучше Эрос понесёт наказание от него – равнодушного и бесстрастного, чем от кого-либо ещё.
[indent] Чёрные крылья тихо шелестят за его спиной. Танатос знает, где искать Эроса – отыскать его оказалось более чем просто, и он даже не удивился, что в эти события успел вмешаться Харон. Присутствие лодочника по определению ни к чему хорошему не вело – и Танатос хмурится, понимая, что Эрос уже успел наобещать тому неизвестно чего. Скорбь часто толкала что людей, что богов на необдуманные поступки.
[indent] Непринятие смерти может дорого обойтись – и Эросу ещё придётся заплатить свою цену за это.
[indent] Единственное, чем может помочь ему Танатос – сделать своё дело настолько быстро, насколько это возможно.
[indent] «Ты знаешь, как мне помочь?»
[indent] В его глазах и голосе столько мольбы, что, наверно, любой другой бог с лёгкостью поддался. Кто угодно, но не Танатос. Он мольбу Эроса встречает ледяным взглядом и стойким безмолвием.
[indent] – Я здесь не за этим, – холодно чеканит Танатос и переводит взгляд на спящего вечным сном юношу.
[indent] Он, увы, не тот, кто мог бы посочувствовать Эросу и из него такой себе утешитель.
[indent] – Он не проснётся, Эрос.
[indent] Собственный голос слышится ему громом среди ясного неба. Все самые тяжёлые и неприятные слова достаются Танатосу. Всё то, что меньше всего на свете хотят услышать, говорит он. Приносит дурные вести. Его чёрные крылья – плохое предзнаменование. Если где-то рядом появился Танатос, сама Смерть, то...
[indent] – Аид приказал мне остановить тебя, – он чётко произносит каждое слово, будто высекает их из камня, – и наказать по всей строгости за нарушение законов подземного царства. Я должен лишить тебя крыльев, и больше ты никогда не вернёшься на Олимп.
[indent] Танатос крепко стискивает рукоять меча, и та обжигает ему руку своим холодом. Никогда прежде ему не приходилось поднимать руку ни на одного из своего братьев – а теперь, выходит, у него нет права этого не делать. Никогда прежде он не ослушивался приказов Аида. И даже представить себе не может, каково это – пойти против воли царя мёртвых. Пока есть такие, как Эрос, кому плевать на законы, должны быть и такие, как Танатос, кто будет следить за их незыблемостью.
[indent] В царстве мёртвых есть одно важное правило: отсюда нет дороги назад. И тех, кто в этом убедился на собственном горьком опыте, набралось более чем достаточно.
[indent] – Я сделаю это быстро, – обещает он Эросу, и, как бы Танатос ни пытался, голос не звучит ни на каплю мягче.
Поделиться42023-07-20 00:42:20
[indent] У меня много младших братьев и сестер. Достаточно для того, чтобы кого-то из них любить, а от кого-то держаться подальше. Так сложилось, что Харона я избаловал. И, не смотря на то, что люди называли его просто «лодочник», для меня он был, как и остальные в нашей семье – богом. Я повторял ему это каждый раз, стоило мне столкнуться с младшим братом. Он всего лишь ворчал в ответ. Но я любил его. Настолько сильно, что готов был делать вид, что не понимаю когда он использовал меня или пытался обмануть. Мне нравилось, когда он действительно чувствовал себя богом. Сегодня я тоже все прекрасно понимал. Но причина была другая – Психей. Любовь к нему не могла сравниться ни с какой другой. И я готов был ради него отдать все, что было у меня. Даже если это будет душа. Я подумаю потом о том, как выскользнуть из лап собственных обещаний, а сейчас главное – чтобы мой любимый пришел в сознание.
[indent] Поэтому появление Танатоса было как нельзя кстати. Вот правда, он не его близнец – Гипнос. У одного во власти были сны, у другого – смерть. Нет, не правильно. Он и есть смерть. Не та старуха с косой, которую изображали люди на своих рисунках. Он был красив. За его спиной были два огромных черных крыла. Смотря на него дыхание замирало и, пусть я и был богом, но чувствовал дрожь в теле от его присутствия. С Гипносом у нас отношения не сложились. Но вот Танатос… я всегда говорил, что только смерть способна разрушить любовь. Нет, я не призирал это. Я видел в этом что-то романтическое, хоть брат, если бы так легко было вызвать у него хоть долю эмоций, точно бы посмеялся с этого. Ходили слухи, что у него железное сердце. Я не верил этому никогда. Мне нравилось разговаривать с Танатосом. Иногда он говорил вещи, которые достойны были оказаться на пергаменте поэта.
[indent] Я бы не ждал помощи от Гипноса и тем более не от Эриды. Но здесь оказался тот брат, которому я был готов довериться. Но в ответ я слышу лишь то, что он пришел не помочь. Мои пальцы разжимаются, отпуская руку Психея и я чувствую ту самую дрожь, которая так пугала меня. В ту же секунду я оборачиваюсь к Танатосу, пряча за собой Психея. Мои крылья раскрываются, такие белоснежные, слишком контрастно на фоне крыльев брата. За ними не видно моего любовника. Ведь первая мысль, которая у меня была – он пришел убить моего человека.
[indent] - Умоляю. Не трогай его. Я заберу его отсюда. Он жив. И он по моей вине здесь. Его обманули. Танатос, слышишь? У него бьется сердце. Он спит. Не забирай его. Прошу. Умоляю.
[indent] Но он смотрит на меня такими холодным взглядом, словно не слышит то, что я ему говорю. И сколько бы я не умолял, даже встав на колени, его взгляд не менялся. А я готов был молиться на брата, лишь бы тот услышал меня.
[indent] Впрочем, то что он говорит дальше, заставляет меня подняться на ноги и сложить крылья.
[indent] - Повтори? Ты собрался что? Танатос, это глупо! Ты же не послушаешь Аида? Мне плевать что это его царство. Это был наш дом задолго до него. И не ему приказывать, ни мне, ни тебе. Слышишь!?
[indent] Но даже эти слова младший брат пропускал мимо ушей. Холодный, точно солдат, который пришел решительно выполнить приказ. В его руках меч, словно часть его самого, такая же холодная сталь, как и слова брата, которые беспощадно вонзались в сердце. Он действительно собирался это сделать…
[indent] - И это все? И ты отпустишь Психея? – В моем голосе дрожь. Я не двигаюсь с места, не смотря на прямую угрозу со стороны брата. Я зациклился на том, что Танатос лишь сказал о том, что Психей не проснется. Значит приказа относительно него не было. Значит его он точно не убьет.
[indent] - Скажи мне, что ты его не тронешь! Обещай мне! Иначе подойти ко мне будет сложнее, чем ты думаешь…
[indent] В моей руке появляется лук, точно тысячи песчинок собираются, формируя золотую рукоять. Мне не нужно носить свое оружие с собой, как это делала Артемида или Аполлон. Мне достаточно было поделать – стрела тут же появлялась, ложась в мои пальцы. И на этот раз в моих руках оказалась золотая стрела. И не важно, она или свинцовая – любая из них подчиняла чувствам даже богов. Одаривать младшего брата ненавистью – не входило в мои планы. А вот почувствовать любовь… я даже не задумывался о том кто станет жертвой его воздыханий. Да и если Танатос уберет свой меч, я уберу обратно и лук. Это всего лишь попытка защитить себя. И, пусть Аполлон говорил, что я не умею пользоваться этим оружием, даже он на собственной шкуре узнал то, на что я способен, если меня обидеть. Надеюсь, Танатос понимал, что лучше не становиться моим врагом.
[indent] - Убери меч. Я - твой старший брат. Не забывай об этом. - И, хоть дрожь в голосе все еще была, руки держали лук твердо, не вызывая сомнений в том, что я отпущу тетиву.
Поделиться52023-07-29 02:35:29
[indent] В этот момент Эрос кажется ему больше похожим не на бога, а на простого смертного. В привычках тех было хвататься за тела своих умерших родственников, возлюбленных и друзей, сначала умолять, а затем сыпать проклятиями вслед, когда работа Танатоса была сделана. Он видел это столько раз, что давным-давно перестал удивляться тому, почему живые так категорично отвергают смерть.
[indent] Ведь они должны были знать – стараниями Сизифа – что случится с миром, если Смерти вдруг не станет.
[indent] Он помнит, как пахло гнилью в городах, когда он пролетал над ними после длительного отсутствия на своих чёрных крыльях. Помнит замученных воинов, смертельно раненных, оставшихся без рук и без ног, и не способных спокойно заснуть раз и навсегда. Помнит противный кислый запах болезни, распространяющийся повсюду. Помнит иссушенные болезнями лица, помнит стариков, впавших в безумие и беспамятство. Человеческие тела ломались, портились, приходили в негодность – но некому было проводить их в царство мёртвых, и они продолжали находиться рядом с живыми. Танатосу хотелось спросить, видел ли Эрос это, помнит ли он, что случилось тогда?
[indent] Один мертвец за другим, он всех до одного перенёс их тогда по ту сторону, и на мгновение ему показалось, будто сама земля вздохнула с облегчением. По лугам прошёлся лёгкий ветерок, унёсший с собой последний запах гниения, дожди смысли следы застарелой крови и разложения, и всё снова стало так, как прежде. И души, освобождённые от тел, наконец-то обрели покой.
[indent] Про мертвеца Эрос говорит, что он спит.
[indent] Словно забыв о том, что Смерть и есть брат Сна. Что порой они неотличимы друг от друга. Танатосу всегда хотелось походить на Гипноса – быть таким же лёгким, милосердным, нести людям успокоение, а не страх и ужас. И иногда ему казалось, что у него получалось: когда он приходил к мертвецам, и те неожиданно переставали его бояться, тянулись к нему навстречу, испытывали облегчение, когда он перерезал локон волос и освобождал души от тел. Души мёртвых оказывали во много раз благодарнее, нежели живые – от тех Танатос уже и не ждал никаких добрых слов в свой адрес.
[indent] Ровно как не ждал ничего хорошего и от богов.
[indent] Он просто делал то, что ему поручили, не ожидая за это ничего.
[indent] – Он мёртв, Эрос, – жёстко произносит Танатос, – мёртвым запрещено уходить назад, в мир живых. Тебе это хорошо известно.
[indent] Просто Эрос, подобно другим олимпийским богам, к которым он ушёл из Тартара, был также капризен и взбалмошен, и страшно возмущался, когда что-то шло вразрез с его желаниями. Ему плевать на приказы царя Аида – и, честно говоря, Танатос нисколько этому не удивлён. Кажется, что Эросу вообще плевать на всех и на всё, что не касается лично него и его интересов. Танатос смиренно выслушивает его, сверля немигающим взглядом – но остаётся непоколебим.
[indent] Кто знает, есть ли вообще на свете та сила, что способна заставить Смерть пойти наперекор всем известным правилам.
[indent] – Я повинуюсь законам подземного царства, – холодно отвечает он, – хорошо бы и тебе наконец-то вспомнить про эти законы.
[indent] Между пальцев Эроса струится золотой свет, постепенно обретающий форму лёгкого и изящного лука. Тот не походил на те луки, которыми владели Артемида и Аполлон – в сравнении с ними он казался всего лишь красивым украшением, нежели настоящим оружием, но Танатосу хорошо были известны его опасные свойства. Золотые стрелы приносили в живые сердца любовь, свинцовые – ненависть. Но он никогда не задумывался о том, что эти стрелы способны вызвать в его собственном, железном сердце.
[indent] Скорее всего, ничего – ведь железо не способно на какие-либо чувства.
[indent] – Я лишь делаю то, что должен, – повторяет он тоном, по которому становится понятно: Танатос не отступит и не передумает.
[indent] Крылья рывком поднимают его в воздух, в руках сияет сталь его меча – и он делает два резких, рубящих удара, отсекая Эросу одно крыло за другим. Порыв ветра подхватывает несколько белых перьев, унося их вдаль. Из открывшихся на спине Эроса ран струится кровь.
[indent] Но Танатос его не обманул – всё действительно произошло очень быстро. Что бы там о нём не говорили и смертные, и боги, ему никогда не нравились чужие страдания и он не хотел заставлять брата долго мучиться.
Поделиться62023-08-08 14:39:12
[indent] Это часть меня. Ровно как любая другая часть тела. И когда меч касается моих крыльев, беспощадно обрубая их с моей спины, я чувствую адскую боль, которая пронзила все тело. Мои пальцы в ту же секунду отпустили тетиву и из моего лука вырвалась золотая стрела. [indent] Боль заставляет меня завопить, дико закричать в агонии и упасть на колени. Я чувствую, как кровь струится по спине. Лук падает из моих рук, растворяясь так же, как и появился совсем недавно, в мелких золотых песчинках. В одну секунду я обхватываю себя обеими руками, ощущая пальцами теплую кровь. В этот же момент, кусая собственные губы до боли, я заставляю себя замолчать. Только стон разносится эхом, отбиваясь о каменные стены подземного мира. Я зажмуриваю глаза. В висках пульсирует мысль, что это все не правда, что если я сейчас открою глаза, что все окажется миражом, иллюзией.
[indent] Но, нет.
[indent] Передо мной Танатос. В его руках меч, запачканный моей кровью. У его ног перья, которые осыпались с моих крыльев. На его лице ни капли сострадания и жалости. Но я вздрагиваю в страхе не от этого. В его груди застряла моя стрела. Я миллионы раз видел то, как стрелы, выпущенные мной, пронзали насквозь и растворялись в воздухе миллионом золотых песчинок. То, что я увидел сейчас не поддавалось объяснению. Ни одному, кроме того, что у Танатоса действительно железное сердце.
[indent] - Ты чудовище! ТЫ ЧУДОВИЩЕ! - Мой крик хриплый, на надрыве. Я не замечаю того, как по моим щекам стекают слезы. Я бьюсь в истерике перед младшим братом, которому наплевать на то, что я чувствую.
[indent] Из последних сил я поднялся на ноги и кинулся на Танатоса. Кулаки ударяют в его грудь. Но толку с того?
[indent] - Что ты наделал? Что ты молчишь? Как ты жить будешь после этого? Я ненавижу тебя! Слышишь, Танатос? Ненавижу!
[indent] Я хватаюсь за его руки, пытаюсь устоять, но не могу. Медленно, словно тряпичная кукла, сползаю к его ногам, в отчаянье склоняясь, точно обычный смертный. Из моей спины виднеется то, что осталось от моих крыльев. И если бы я захотел, в одно бы мгновение остановил струящуюся кровь, моя плоть бы начала затягиваться, но... нет. Я хотел, чтобы брат видел то, что натворил. Хотел, чтобы он запомнил этот момент. И сейчас я сожалел о том, что мы не ладили с Гипносом, ведь тогда бы я мог упросить другого близнеца дарить Танатосу кошмары.
[indent] Стоило ли молить о том, чтобы брат не забирал душу Психея? Если он так безжалостно обошелся со мной, то что говорить о человеке? Я лишь сжался в позу эмбриона, поджал колени к лицу и закрыл уши руками. С моих губ слетало еле слышное "умоляю", но вряд ли Танатос это слышал. Я не желал видеть того, что произойдет с тем, кого я любил. Но я почувствовал, когда сердце Психея перестало биться. Это было больнее, чем отрубленные крылья. Эту кровоточащую рану не было видно, н весь подземный мир услышал мои вопли. Я закричал и сжался еще сильнее.
[indent] - Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! - Продолжал кричать я в адрес младшего брата. Но если его сердце не задела даже моя стрела, то что могли сделать мои слова? Но я хотел, чтобы Танатос слышал, хотел, чтобы его задела моя боль.
[indent] Вдох. Выдох...
[indent] Я медленно опускаю колени от груди. Открываю глаза. Мои пальцы хватают с земли белые перья. Я сжимаю их в кулаке, с осознанием того, что проще было бы умереть вовсе. И почему Танатос просто не вонзил свой меч в мою грудь? Ах, точно, бога не так просто убить. Все что остается - терпеть адские страдания годами, тысячелетьями... Смерть для людей - это выход. У богов нет такой привилегии. Утонуть в объятьях Танатоса, забыв о боли, проблемах и страданиях. Покой...
[indent] А я был проклят дважды. Ведь даже имея возможность отдаться смерти, я бы не протянул Танатосу руку после того, что он посмел сделать со мной. Я хотел чтобы он ушел прочь, оставил меня в собственной крови и криках. Я не хотел больше никогда видеть его. Я ненавидел его так же сильно, как любил Психея. Я ненавидел все царство мертвых. Каждый камень в этом проклятом месте. И я был обречен провести здесь бесконечность
Поделиться72023-08-11 00:30:02
[indent] У него в груди золотая стрела.
[indent] Танатос испытывает лёгкое разочарование: он всё ещё не чувствует ничего. Стрела вошла ему в грудь, словно нож в масло, и... ничего не случилось. Бога ею не убьёшь, любовь в железное сердце, как выяснилось, не принесёшь. Танатос вытаскивает её из груди, рассматривает в своих руках – она кажется почти игрушечной. Тонкая, изящная, декоративная, совсем не смахивающая на оружие, но зато, конечно, безусловно красивая. Ломается пополам, будто прутик, Танатосу даже совсем не нужно прикладывать усилий, чтобы это сделать.
[indent] Пока Эрос надрывается, называя его чудовищем и заявляя о своей ненависти, Танатос молчаливо бросает обломки стрелы к его ногам. Если бы только Эрос был единственным, кто говорил нечто подобное в его адрес – наверно, тогда он бы даже немного удивился. Но Танатоса это почти не трогает. Он слишком привык к подобному – хотя после определённых событий нет-нет да вспоминает разговор с Сизифом. Как купился тогда на добрые слова, как повёлся на хорошее отношение – и оказался в ловушке. В одном этот смертный оказался прав: Танатос был ненавистен богам.
[indent] Всем им.
[indent] Он никогда не появлялся на Олимпе и не имел дел с его обитателями – только слышал рассказы от брата о том, что там происходит. Даже в родной семье он предпочитал ограничиваться обществом Гипноса и избегать остальных – и даже так ему всё равно казалось, что он обуза для своего близнеца. Балласт, вечно тянущий его вниз, во тьму, в глубины Тартара, где стоят их дома. Про себя он решает, что и без того доставляет брату слишком много проблем, потому, когда его сны превращаются в сплошное месиво из всего, что он натворил, подчиняясь чужим приказам, он ничего не говорит. Он не просит о помощи, не приходит за утешением – смиренно несёт на своих плечах груз последствий.
[indent] Он знал, что Эрос возненавидит его за содеянное – и всё равно сделал так, как было ему приказано. У Танатоса даже никаких сомнений не возникло, и он не думал о том, чтобы поступить иначе. Его братья – многие из них – охотно шли на поводу у своих эмоций, и лишь Танатос среди них безукоризненно подчинялся всем правилам. Кто-то же должен был. Кто, если не он.
[indent] Что с ним сделается, в конце концов?
[indent] Он возвращается в Тартар, к своему дому, где вокруг нет ничего, кроме чёрных скал. Ни травинки, ни цветка – а даже если бы что-то такое и появилось здесь, то сгнило бы в мгновение ока и обратилось в пыль. Танатос касается колонн своего жилища, замечая на них трещины, которых раньше не было – его частое присутствие здесь настолько губительно, что даже камень со временем разрушается. Что уж говорить о чём-то живом. Каждый раз, когда он из глубин бездны выбирается в царство мёртвых, ему невольно становится стыдно за след из высохшей травы, который остаётся там, где он идёт.
Если он всё равно не способен ни на что иное, кроме разрушения – может, он ничего хорошего и не заслуживает. Может, единственное, что достанется ему от других – это действительно всего лишь ненависть. Когда у тебя даже сердце не живое, не из крови и плоти, то это кажется не таким уж и страшным.
[indent] И всё же у Танатоса оно есть. Временами он чувствует, как оно нервно замирает в груди – обычно это случается, когда он натыкается взглядом на Сизифа, катящего камень на вершину горы. Зрелище, от которого даже ему, самой Смерти, по непонятной причине становится так жутко, что хочется убежать на край света – и в то же время он не в состоянии отвести глаз. Выглядит это так, будто олимпийцы наказали не Сизифа, а самого Танатоса, заперев того, кто удерживал его в неволе несколько лет, в нескольких шагах от его собственного дома.
[indent] Он вздрагивает, вслушивается в мёртвую тишину бездны, улавливая звуки, которых здесь быть не должно – и говорит, не оборачиваясь:
[indent] – Я слышу твои шаги, Эрос. Что ты здесь делаешь?
[indent] Ему здесь не место. Не потому, что у Танатоса к нему какие-то личные претензии – просто Эрос слишком живой для этого места, хотя когда-то Тартар и был их общим домом. Все они, дети Ночи и Мрака, вышли отсюда, все так или иначе соприкоснулись с бездной. Но Эросу, безусловно, лучше было бы на Олимпе – он выглядел так, словно ему самой судьбой предначертано находиться там, быть живым и счастливым, вдалеке от своей тёмной родни. Внутренне Танатос не соглашался с решением богов, считая, что изгнания с Олимпа Эрос не заслужил – но по большому счёту он всё равно сделать ничего не мог.
[indent] Он никогда не приказывает. Он всегда лишь исполняет чужие приказы.
[indent] – Что тебе от меня нужно? – всё так же тихо спрашивает Танатос, едва шевельнув чёрными крыльями.
Поделиться82023-08-11 01:51:53
[indent] Брат обрек меня на вечность в подземном царстве. Там, откуда веет только смертью и вонью человеческих душ. Я больше не мог вернуться на Олимп.
[indent] Я ушел отсюда очень давно. В какой-то момент я осознал, что любви не место среди мертвых. Она создана для живых. Странно, что из всех моих братьев и сестер только я стремился к Олимпу, к свету к близости с людьми, там, на поверхности. И не всем моим родственникам было по душе то, что я ушел из дома. Дело было не в крепкой привязанности, а скорее в то, что на меня смотрели как на предателя. Но мне, в целом, было наплевать. Я всегда делал все для себя. О других я думал в последнюю очередь. Отсюда и у некоторых олимпийцев были проблемы со мной, когда они забывали о том, что я был задолго до их появления в этот мир и мне не в тягость было напомнить о том, кем я являюсь. Вот только, что толку теперь? Лишиться крыльев и возможности вернуться наверх стало для меня слишком унизительно.
[indent] Харон посмеивался, говорил, что зря я держу на Танатоса злость, ведь тот спас меня от надобности отдавать ему свою душу. А я не понимал, чего лодочник так потешается. Он был единственный к кому я приходил помолчать. Просто сидел на берегу реки и наблюдал за тем, как брат перевозит души с одного берега на другой. Я не просил у него советов и мне не нужно было от него утешение. Но мне хотелось быть хоть с кем-то рядом. И, так сложилось, что Харон был единственный в подземном мире, кто не был мне настолько противен. Я буквально вырастил его, опекая и ограждая от тех, кто пытался попрекнуть Харона в том, что о не бог. Но столетия шли, я исчез из этого гнилого мира и даже младший брат начал смотреть на меня недовольно, ворча о том, что я променял его на блага Олимпа. А теперь все резко изменилось. Вот я снова здесь, кидаю камни, тревожа воды Стикс. Они расплываются рябью, а маленький камень идет ко дну, не имея возможности больше всплыть наверх. Точно как я теперь.
[indent] Я не могу найти себе здесь покой. Для меня один день превратился в тысячелетия. Тянущиеся, долгие, угнетающие... Мои черные локоны, похожие ранее на воронье крыло, стали белеть. Прядь за прядью. На фоне каменных стен моя кожа казалась белее снега. А розовый оттенок губ стал превращаться в мертвый, пепельный. Это место влияло на меня. Мой внутренний мир разрушался и все больше принимал облик, который бы соответствовал царству мертвых. Я бы и сам хотел умереть, но бессмертие стало моим проклятьем.
[indent] Я не находил себе места. Здесь больше не мой дом. Склоняясь от места к месту, я пытался убедить себя в том, что мне пора смириться. Но что бог любви должен был делать среди трупов? Все что мне оставалось делать - наблюдать за Хароном и, изредка, так чтобы Танатос того не знал, я смотрел и за ним. Один брат перевозил души. Другой - давал им покой.
[indent] Мой гнев на Танатоса не смягчался. Лишь отголоски того, что связывало нас раньше временами заставляли меня возвращаться к старым привычкам - наблюдать. Ровно как я любил смотреть на то, как люди влюбляются друг в друга, как ими овладевает страсть, точно так же мне нравилось видеть конец их жизненного пути. И я знал наверняка - Танатос не был жесток. Я не раз видел, как он протягивает руку ребенку, обещая, что все будет хорошо. В такие моменты он источал больше тепла, чем что-либо живое там, на поверхности. И я не мог понять, как тот, кто заботлив к человеческим душам, настолько был холоден ко мне, к своему старшему брату?
[indent] Мне все еще хотелось взлететь и умчаться прочь, стоило лишь подумать о поступке Танатоса. Но я лишь поднимал плечи и медленно опускал их, с осознанием того, что мне больше никогда не взлететь.
[indent] Харон снова видит меня у берегов Стикс, кидающего в воду осколки камней. Он недовольно ворчит, что я тревожу ему воду, а затем, все с таким же недовольством, отправляется на другой берег, забрать очередную партию душ. Когда же он возвращается, то выходит на берег лишь с ребенком. Мне всегда было больно смотреть на душу, которая не успела почувствовать вкус жизни. И в голове возникал лишь один вопрос: за что?
[indent] Ребенок боится, еще не осознает того где находится, но Танатос тут же забирает его с собой. Так бережно. Так осторожно. И я провожаю их взглядом, вспоминая о том, как видел подобное уже много раз.
[indent] Я иду следом, в Тартар. Это место мне знакомо, но не вызывает чувства приятной ностальгии. Я пришел лишь для того, чтобы за это долгое время впервые поговорить с братом. И тот узнает меня по шагам. Настолько хорошо меня знает?
[indent] - Ты только что ребенка провожал. Я видел. - Тихо отзываюсь я и не спрашивая дозволения, подхожу ближе. Вид его прекрасных черных крыльев заставляет меня отвести взгляд. Где-то в районе груди становится больно. Жаль самого себя.
[indent] - Почему к людям ты так добр. Но так жесток оказался ко мне?
Отредактировано Eros (2023-08-11 01:53:00)
Поделиться92023-08-19 02:57:40
[indent] Значит, он следил за ним. Танатос испытывает лёгкое раздражение – ему не нравились сторонние наблюдатели. К тому же, он не делал ничего особенного – всего-навсего выполнял свою работу. Просто прежде Эросу до этого не было никакого дела: он находился на Олимпе, среди богов и всячески наслаждался жизнью, а теперь он обречён оставаться здесь до скончания времён. Танатос, в отличие от него, избегал Олимпа и никогда там не был. Он порой пытался представить себе, каково это – жить там, но обычно упирался в факт того, что такому, как он, на священной горе делать нечего.
[indent] В подземном царстве, вопреки мнению большинства, находилось место и для чего-то живого. На полях росли асфодели, цвели гранатовые рощи и кроваво-алые маковые заросли. Но всё это великолепие неминуемо погибало, стоило только Танатосу объявиться рядом. Он не мог даже прикоснуться к цветам – те засыхали практически мгновенно. Так что любоваться любимыми цветами брата-близнеца – маками – приходилось исключительно издалека. И появись он, гибель всего живого во плоти, на Олимпе, ничего хорошего из этого точно бы не вышло. Он легко мог представить, как олимпийцы от него отшатываются, как он им неприятен, как они не хотят даже видеть его – и про себя думает, что, наверно, ему лучше и дальше оставаться здесь.
[indent] В конце концов, ему хорошо в подземном царстве. В глубинах Тартара – его дом. Эту бездну он помнит с самых малых лет, и лучше, чем кто-либо другой, знает, что она – живая. Пугающая своим безмолвием, ужасающая своей темнотой. Бездна, приходящаяся родным братом отцу и матери. Иногда Танатос вглядывается в тёмные дали Тартара – и его охватывает странное ощущение, будто бы бездна внимательно смотрит на него в ответ. Здесь он один, но не одинок.
[indent] Смертные узнают о его приближении по холоду, исходящему от тела. Танатос предстаёт перед рыдающими родителями, готовыми отдать ему всё, что имеют, лишь бы только он не трогал их дитя, но Танатос не принимает никаких даров и остаётся равнодушен ко всему, что ему предлагают. В первую очередь его интересует лежащее на камне тело – он касается его лба неожиданно бережно, не боясь, впрочем, как-то навредить, ведь ребёнок уже мёртв. Он мягко проводит пальцами по лбу, цепляя тёмную вьющуюся прядь волос, почему-то напоминающую об Эросе, и легко срезает её одним движением своего меча. И тут же чувствует, как освобождённая душа подаётся ему навстречу.
[indent] Мальчик говорит ему, что чувствует странную лёгкость в теле, что он наконец-то может дышать, что ему вдруг стало так удивительно хорошо – правда, он не до конца понимает, что именно произошло. Танатос качает головой и призывает идти за ним, обещая, что всё будет хорошо и он его не покинет.
[indent] Маленькую душу он оставляет у причала под присмотром Харона. Лодочник со своей работой справится и сам, и Танатосу остаётся лишь проститься с этой душой – совсем скоро этот мальчик забудет о нём, как забудет о том, что умер, о том, что последние несколько месяцев его терзала мучительная болезнь, что мать лила слёзы, не отходя от его постели – и наконец-то освободится окончательно.
[indent] – Его отец и мать иного мнения, – веско замечает Танатос, припоминая искажённые в болезненной муке, залитые слезами лица мужчины и женщины, – ведь я забрал их единственного сына.
[indent] Наверняка они ненавидели его.
[indent] Он в свою очередь давным-давно перестал обращать на такое внимание. Не они первые, не они последние. Ненависти вокруг Танатоса так много, что со временем она стала для него чем-то совершенно обыденном – как засохшие цветы мака под ногами и гнилая трава. Эрос кричал, что ненавидит его – а Танатос давным-давно потерял счёт, сколько ещё людей, богов и героев точно так же высказывались в его адрес. Чужая ненависть не должна стать помехой на его пути. Кто бы что ни говорил, он продолжит делать то, что положено – ведь он уже видел однажды, к чему привело его отсутствие, затянувшееся на несколько лет.
[indent] Смерть ужасна – но насколько лучше станет мир без неё?..
[indent] – Я уже объяснил тебе, почему так сделал, – негромко говорит Танатос, развернувшись к Эросу лицом и глядя ему прямо в глаза, – не понимаю, что ещё ты хочешь от меня услышать. Я всё равно не скажу ничего нового: мне был дан приказ, и я его исполнил.
Страница: 1
