MARY ON A CROSS / OVER

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » MARY ON A CROSS / OVER » passing phase » deprivation


deprivation

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

https://forumupload.ru/uploads/001b/2a/da/1959/219867.png

+4

2

в темных глазах гоуст прячет отражение уставшего лица ( такого же черного, как осязательность мира ), непривычно кожи оголенной пальцами огрубевшими касаясь.

снова и снова и снова

и снова.

меж зубами фильтр недорогих лаки страйк скрипом проходится по кругу без остановки ( смоговая испарина к потолку вьется искривленной спиралью ), гоуст выдыхает носом нарочито шумно, пока глотку дерут никотиновые смолы.

он в отражении себя больше не находит, ладонью по стеклу запотевшему снизу вверх ведясь с усердием, в ушах набатом укоры мактавиша в попытках поймать.

кто курит в ванной после душа нельзя же так
а как можно?
трахаться до износа в кабинках душевых?
рвать зубами шею насквозь до утра?

саймон скалит ухмылкой на левую часть, под струей ледяной тушит остатки сигареты, пряча недотлевший окурок на дне фасолевой банки. а может тушенки. а может и персиков. саймон не помнит, что ел за ужином поздним, но помнит - поутру были горелые тосты и запах свежей лазаньи: салли из квартиры напротив в постоянных попытках откормить гоуста домашней едой ( на третий раз бесполезных отказов, та оставляет подносы под дверью дважды в день ( столько раз же и выносит не тронутое обратно ) ).

на ходу меняя махровое полотенце на свободные штаны, саймон ловит ладонью рубцованные полосы - те свежим бледным пятнами отдают тупой фантомной болью где-то меж седьмым и восьмым левым ребрами.

саймон улыбается отголоскам недомогания.

саймон улыбается ощущению живости.

саймон улыбается восьмерке; саймон сам давно восьмерка;

двойной уроборос бесконечной агонии кошмаров и вины - той, что льется со стонами ужаса еженощно с его губ, что питается одиночными самобичеваниями, что рвется изнутри порывом неестественной животной агрессии.

саймон смотрит на череп и кости, на маску, лик собственного отрешенного существования, что со стола рабочего у дивана в пустой тесной гостиной улыбается ему в ответ. своей зияющей непроницательной чернотой.

ему нравится черный. как его маска.

и его глаза.

гоуст делит себя надвое шальной пулей в живот, закуривает по новой, сизый дым пуская сквозь ноздри - бесконечный аврал полугодичной спячки ( саймон ловит себя где-то между собой и собой , медленно выуживая половинку консервированного персика из сиропной юшки ), под шум бесполезного ящика и тв-шоу.

где-то на задворках рассудка стук в заднюю стенку - ты не станешь нормальным, дружок, ты объебешься по полной.

где-то на задворках квартиры стук в дверную коробку - гоуст устало плетется на звук, в ожидании соседских обедов.

- мактавиш?

саймон райли новой затяжкой давится глухо.

- какого черта ты здесь.

не вопрос, утвердительный тон - и пальцы все крепче за косяк, сокращая щель между ними двумя.

+2

3

собакой на сене себя ощущать — паршивое чувство. джонни кажется, что он истлеет добела, до самого донышка, и от него ничего не останется — в грудине зреет едкая злоба. на окружающих — за каждый придуманный взгляд; на прайса — за молчание; на саймона — за то, что сбежал так позорно от всего; на себя — за эти чувства, что с каждым днём, неделя за неделей, становятся только сильнее и врастают в него, из болезни превращаясь в неоперабельную опухоль.

больно. неприятно. паршиво.

собакой он себя ощущает по всем параметрам — джонни ищет саймона так, словно за это в конце дадут сахарную косточку и заветную игрушку. поисковые псины тренируются с тем же рвением. или с меньшим. джонни впадает в состояние агрессивного поиска — и прайс сдаётся.

сдаёт следом за собой пароли и явки. три адреса — потом только мактавиш понимает, что первые два были, чтобы потянуть время и дать возможность кому-то остыть.

( кому-то — джонни )

третий адрес проверить не удаётся, потому что джонни находит госта на втором.

они не виделись сколько. полгода, да? или пара месяцев? чёртова непроницаемая тьма дней. с тех пор, как случилось то самое. сейчас это кажется уже смешным и незначительным. тогда газ (он всё узнал, потому что джонни разболтал ему по пьяни) назвал его ебанутым.

сто пять дней, на самом деле.

сбрасывая сумку у ног, джонни замирает около чужой двери, вжимая пальцы в глазные яблоки до болезненной белизны. он влип, нихуёво так влип. сквозь завезу одержимости иногда пробивались лучики разума — как долго он так протянет? как долго они так протянут? может, это всё была хуёвая затея?

да, он просто спросит, как дела. проверит, в порядке ли саймон. как у него там дела с головой. не протекает ли крыша. не слышны ли голоса ангелов и всё такое. вроде не головой повредился на последнем задании. да и выходит скоро, если верить прайсу — всё в порядке должно быть, да?

всё меркнет и растворяется, как соль в воде, стоит только саймону приоткрыть дверь.

сквозь щель на мактавиша смотрит уставшее лицо с темнотой под веками. смотрит, как на призрака — хотя призрак тут только один, и это явно не джонни. смотрит, задаёт тупые вопросы.

соап злится за считанные секунды, заводится, как блядская циркулярка. носок берца просовывает в щель между дверью, хватается за косяк, улыбается.

— давно не виделись, лейтенант. открой дверь или я вышибу её к чертям.

он нежен. осторожен. старается держать себя в руках. кипит внутри — вот так вот, значит. натворил хуйни, подставился, как придурок — он мог избежать этого ранения, точно мог, но нет же; и сбежал. сбежал, поджав хвост, спрятавшись на конспиративной квартире, хотя нужды в этом не было.

и теперь пытается спрятаться, как нашкодивший школьник.

— саймон, — джонни за секунду вдруг теряет половину запала и смотрит умоляюще. — пожалуйста.

+4

4

арматуровым узором собственная клетка тесной квартиры сокращается быстрее, чем гильза касается бетонного пола.

стальные прутья сжимаются до размера тринадцать на десять, скрупулезно обволакивая бесперебойно стучащее сердце. на третий отсчет саймон удар пропускает, не в силах сглотнуть его, поперек глотки костью встрявшим.

он смотрит в глаза соупу, но видит себя - видит жалкий укор собственными слабостям, трусливый побег, обезглавленную радость их личного контакта; он видит, как рушит все, что выводилось тяжелыми движениями, словами, решениями.

и думает: а та пуля и правда случайно в нем так удачно застряла?

- прайс подрывает доверие. какой сюрприз.

усталый взгляд на непроницаемой роже - саймон райли скрежет зубной не в силах прикрыть под тканевой маской ( о которой в ту же секунду вспоминает ядовитым запалом, безвольно ощущая себя до невозможности голым с ним рядом ), в истинный свой облик черней обращаясь.

в голове шабаш ведьмовской против часовой стрелки накручивает наэлектризованные нервы ( пальцы истлевшей сигаретой жжет так не вовремя и смело ), пока гоуст давится собственной нерешительностью.

он руку с двери убирает, хватку в разы ослабляя; к стене увиливает плавным движением ( лишь бы не коснуться, не задеть его плеча ), пропускает внутрь квартиры, не без привычки по сторонам коридорной дорожки острым взглядом проводит, перед тем как запереть два замка обратно.

- зачем пришел?

гоуст садится на продавленный диван, спину оголенную давит в подушки, лишь бы секундную дрожь, пробежавшую вдоль позвонков, не выдать тому, не показать, не дать слабину. он стряхивает пепел с прожженного фильтра, кидает окурок в ту же самую банку, снова закуривает, бросая пачку на столешницу прямо.

- мне казалось, мы все решили.

горячей ладонью растирает колено. взгляд холодный ведет мактавиша насквозь. выдыхает громче обычного, раздражительно.

- или тебе принципиально важно получить приказ?

пальцы в колено до противно белесого вжимаются, страх собственный под эгидой уверенного недовольства запрятав. гоуст до бурлящего шторма в животе, до черта и обратно, так рад его видеть. настолько же рад, насколько молчит. он хотел все покончить, хотел сбежать и закрыться, ведь дальше так нельзя продолжать.

саймон райли - бурлящая смолистая яма, зыбучий песок: затягивает вниз, забивается в ноздри, и топит, и топит, и топит насквозь.

насквозь туда, где гоуст охраной кривой над кладбищенским омутом, корит себя за каждый удар, за каждую пулю. за каждое тело и чувство любви.

саймон дал слово себе и боится, что так же легко проебет и его.

+2

5

в джонни мактавише соседствуют две разноправные, противоборствующие стороны — одна нашёптывает про личные границы, про чужие триггеры и про то, как делать не надо; вторая взвёденной псиной просит, умоляет, угрожает: «дотронься, шагни ближе, ещё ближе, вдохни его воздух, вдохни его, попробуй, дотронься».

джонни держится, вымуштрованный долгими днями с саймоном наедине или рядом с другими парнями. джонни «соуп» мактавиш хороший мальчик. он знает, как лучше не делать — и от того ещё больше хочешься сделать.

в голове почти пусто, все мысли полупрозрачные, скользкие, словно призрачные рыбки в идеально-голубом аквариуме. сливаются со стеклом и окружением. в голове пиздец, сумбур и бардак. а гоуст отходит, открывая за собой дверь, пропускает внутрь. и открывается весь, не скрытый ничем, кроме тонкой ткани домашней одежды.

внизу живота у джонни просыпается голодное чудовище; щекотное, жадное чувство, горячее и скользкое — ещё пока контролируемое, но уже сворачивающее мозги набекрень.

саймон перед ним открытый донельзя, выставленный напоказ, и джонни поступает ужасно, врываясь вот так вот в его берлогу и требуя что-то одним своим присутствием. но — поебать. эгоистично хочется утолить все свои голодные раны; затереть все трещины, пробившие нутро насквозь. вмазать в себя саймона новой дозой, чтобы хватило ещё на чуть-чуть.

— соскучился, — отвечает просто, улыбаясь и ужившейся псиной проходя внутрь. полупустую сумку бросает у дивана, оглядывается — срач, конечно, тот ещё, но у него дома не сильно лучше. да и какая разница, что тебя окружает, если это всегда точка переправы с одного берега на другой. даже если торчишь тут два месяыца, а не два дня.

джонни — искренность и честность, и всё это приправлено осколками боевыми, шипами. сдобрено ядом. откровенность такая саймону не нужна — и никогда, кажется, не понадобится. если только мактавиш её в глотку гоусту не запихает, придерживая за горло. ему такое понравится; им обоим понравится на самом деле.

привычный сценарий.

— выглядишь паршиво, — не отвечает на вопрос, смотрит упрямо. с улыбкой. сверху вниз — стоя в паре шагов от саймона, глядя ему в глаза.

вздыхает потом, стягивает с себя браваду — и плечи сразу опускаются, лицо наливается мрачными красками. жадный зверь внутри него не столько голоден, сколько зол до усрачки. они расстались на такой хуёвой ноте… решили всё, ага, как же.

— если ты считаешь, что это называется «решили», то я ёбаная балерина в большом театре, — огрызается. отворачивается, подхватывая со стола чужую маску.

ткань под пальцами привычно-грубая, знакомая каждой трещиной на чуть выцветшем рисунке. желание вжаться в ебучую скелетную улыбку душит, джонни сжимает пальцы добела, но ничего не делает. лишь через пару мгновений швыряет маску саймону, не поворачиваясь и отсчитывая секунды — давай фору, чтоб успеть спрятаться, как улитка в домике.

— вы сбежали от меня, лейтенант. я даже попрощаться не успел. если это — решение, ебал я такие решения.

+2

6

в глотке витиеватым комком встревает глухая недосказанность: саймонова попытка разложить аргументы в голове по цифрам в обратном порядке рушится под сбитым голосом мактавиша.

саймон ленивым перехватом ловит собственное спасение, лицо в ткань привычную оборачивая ( та трется о еле видную светлую щетину, цепляясь рваными движениями ).

момент спустя - глубокий вдох и выдох - саймон теряется где-то на дне нефтяной цистерны, чистейше черным обволакиваясь со всех сторон.

еще один спустя - саймон тонет под маской веномной, обретая былую свободу и храбрость.

- бегут те, кто боятся. а мы оба знаем, что это не так.

гоуст взгляд раздраженно-усталый в сторону уводит.

- извини, что не оставил торт "счастливо расставаться". это бы определенно решило нашу проблему.

язвительность обжигающим холодом пробивает по оголенной коже, пальцами бежится, заставляя волосы встать дыбом первым и единственным пробегом. гоуст давит пальцы в переносицу, распаляя собственное недовольство ( лишь бы сильнее разгорелось, лишь  бы все сожгло к чертям ).

- не все мои решения должно ебать. или ты. или тебя.

окольцованный расщепляющим на мириады атомов страхом, гоуст в полный рост встает, край маски вздергивая вверх, и делает глубокую затяжку.

как будто в мире никого и не осталось. и лишь они вдвоем напротив.

он глушит чувства никотином, алкоголем, болью ( особенно восхитительно жжется сигаретным окурком новое ранение ).

гоуст делает два крохотных шажочка ( параллельными прямыми к их неумолимому расстоянию последних ста дней ), нависая над мактавишем церебральным параличом - он смотрит темными глазами, выдыхая дым тому в лицо.

- а теперь тебе пора.

и в блеклом отражении преданной псины, он ловит себя на озарении: как бы сильно не стягивали прутья железных оков поперек грудины - он до безумия скучал. но признаться в собственных таких человеческих чувствах - не под стать несуществующему призраку.

саймон замирает на клеточном уровне, в тисках до скрежета зубов, пропуская пол удара где-то в левой центральной.

мысль последняя набатом под черепной коробкой - а маска то уже ни черта не спасает.

+2

7

злость напоминает веселящий газ, который в джонни вкачивают насильно — внутри всё поднимается волной игольчатой, хочется рычать и гавкать на каждое сказанное слово. саймон не должен вызывать в нём таких чувств, но он планомерно делает это; снова и снова, словно пытаясь сделать больно не только себе, но и мактавишу. отвратительная привычка у лейтенанта, что тут скажешь.

можно было бы оставить его беззащитным, отобрать маску, запереть собой в маленьком пространстве чужой квартиры, в которой гоуст чувствует себя как в убежище (теперь уже, очевидно, нет). можно было бы повести себя как последняя скотина.

но всё же соуп знает.
признаётся.
он слишком сильно любит этого человека, чтобы перегибать настолько.

и поэтому остаётся только злиться от того, как саймон «мать его» райли продолжает пиздеть самому себе и джонни заодно.

— ты издеваешься надо мной?

у них сейчас ни званий, ни приказов. они наедине друг с другом и со своими демонами. хотя, конечно, в основном это демоны саймона. но джонни готов с ними бороться. иногда мысли в голове забредали в совсем страшные дебри, приходилось себя обрубать, затыкать внутренний монолог.

но самоконтроля не хватало.

— ты просто свалил. как мы могли всё решить, даже если ничего не обсуждали? ты всё решил, да? ебать, какой ты умный, саймон, — в голосе звучит весёлая обида. джонни улыбается; глаза блестят, как у чёрта, вылезшего из самой чёрной лужи.

гоуст делает плохо, выбирает неверный пусть; поднимается, заставляя джонни содрогнуться от приятного ощущения — его рост, комплекция, всё его существование всегда приводило в восторг; подходит ближе и сокращает дистанцию; слишком, слишком близко.

— ну правда… — голос почти срывается нервным мандражом.

этого тепла хотелось больше всего. об этом соуп думал, пока они не виделись два чёртовых месяца. об этом вспоминал. этот взгляд, эти губы; даже херня, которую саймон так любит излагать, пытаясь оттолкнуть и сделать больнее — по всему этому он охуеть как скучал.

джонни действует на опережение, быстро и выверенно — укрывает ладонью широкую бледную шею, тут же пальцами попадая по полосам знакомых донельзя шрамов; жмётся губами к губам сухим поцелуем, слизывает, как псина, вкус никотина и дешёвого пива. поцелуй почти детский, так дети в песочнице чмокают свою первую любовь. влажно и быстро. вот только отрываться не хочется — джонни жмётся сильнее, понимая, что сейчас его оторвать можно только силой и болью.

— саймон, — упрямо мычит, укладывая ладонь на щёку, подбираясь пальцами под ткань маски и задевая мочку уха.

— саймон. — заело, не иначе.

— саймон.

просит? зовёт? хочет сказать что-то? ничего из этого, пожалуй. отрываясь от губ, покрывает короткими поцелуями всё то, что не скрыто под маской — и маску тоже. ткань, под которой прячутся синяки под глазами, уставшие веки, горбинку на носу.

+2

8

под тряпичным лицом саймон в привычку вогнал прятать собственную боль, что прожилками иссине-черными вдоль по рубцам на щеке, губах, брови и лбу ведутся. очередное напоминание.

под тряпичным лицом саймон в привычку вогнал растворять свою боль, обращая в горючее топливо.

он смотрит надменно, высоко, до скрежета зубов челюсти в тисках давя, в лице у мактавиша
( джонниуходиджонниуходиджонниуходиджонниуходиджонниуходиджонниуходи )
в поисках того нужного стоп-слова.

преисполняясь отвычной дрожью от горячих пальцев по собственной израненной коже, гоуст на поцелуй ему не отвечает ( в голове он столько раз кусал его губы, шею, предплечья и бедра до крови и изнеможения, что просто-напросто остался без сил к принятию ), но неуверенно поддается, клонится вперед, разрушая свой величественный постамент.

саймон в повторе своего имени поспорить готов - джонни буквы материализовывает в ожогах ( те жгутся запахом знакомым, вгрызаются мелкими клыками, под кожей проползая поперек ).

глазами закрытыми давится до чертовой миодезопсии.

он ловит тугие узлы где-то в глубине желудка ( те стягивают его, сильнее наклониться заставляя ), пальцами огрубелыми в попытках сбежать - он бежится по соупа груди вверх, замирая на горле, в обхвате, в кольце, не давя, но цепляя, барабанный рокот вены яремной ощущая насквозь.

гоуст отказаться не хочет; гоусту нужно это сделать.

сколько раз на подкорке выцарапывал он имя его; сколько раз выскабливал лицо из глаз; сколько раз выжигал рук отпечатки на прогнившей внутри коже.

саймон райли шумным выдохом с усилием отстраняет мактавиша на жалкие сантиметры, пальцы на адамово яблоко тому вдавливая сильнее, чем надо ( слабее, чем хотелось ). 

- не делай того, о чем потом пожалеешь, джонни.

гоуст находит себя на чертовых качелях: разгон от восхитительного счастья до днища смолистого ила проходит за три с половиной секунды. взрывом стянутых в долгожданные узлы внутренностей давится безмолвно, не в силах до конца глаза раскрыть и осознать.

джонни тоскует - ластится насквозь.
саймон тоскует - бьет молотом в спину, отталкивая от собственной ледышки в сердечной грудине.

он замирает на вдохе, взгляд мактавиша в упор поймав. гоусту нужна не любовь, ему нужно отвращение, разочарование и боль ( так много, что джонни бы умер ). ему нужно искупление. он не хочет любить. он не может любит.

он. должен. принять. наказание.

саймон заплакать готов от беспомощности клятой, всю черствость теряя самообладанием на долгую секунду.

голос дрожит.

- пожалуйста...

он рвется с места и крадет теперь уже свой поцелуй, зубами на мгновение тому за губу нижнюю цепляясь.

- уходи.

+2

9

у саймона райли в голове насрано настолько, что он живёт по двум синхронным — просит одно, делает другое, полностью уверенный в том, что происходит. или уже не очень.

джонни это на руку только.

воздуха не хватает — то ли от счастья, то ли от бахнувших в голову эндорфинов. может — от пережавших горло пальцев. держит гоуст крепко, не вырваться — не физически, морально. соуп чует поводок, который сам намотал саймону на запястье, не дав выбора.

я теперь твой
сдайся
смирись

и как самая верная, преданная собака на свете, джонни знает, что именно саймону нужно. наказание, которое он заслуживает. и наказанием этим является сам джонни — в его квартире, в его безопасном месте, действующий на нервы, нарушающий границы.

впрочем, цель очевидна, проста и одновременно сложна как никогда — превратить наказание в награду.

— я останусь, — глухо выдыхает в чужие крепко сжатые губы.

тут же урывает чужой поцелуй, зарабатывает новую порцию мотивации. ладони горят, горит шея под чужой рукой, горят губы — от желания целоваться ещё и ещё, тереться об саймона, как течная сука, доказывать ему, что он здесь по праву, он никуда не денется, он будет рядом до конца.

— до завтра, — торгуется, зная, что в какой-то момент саймон сломается и уступит.

они всегда играют по этим правилам: джонни наступает упёртым быком, требует одно за другим, выставляет условия, перебарщивает и перегибает палку; саймон ломается где-то посередине или на одной трети, всегда соглашается с частью выставленных условий, закрывает глаза на одно, со скрипом принимает другое.

джонни уготована судьба торговаться до конца жизни? да плевать. главное — он не отступится, не сдастся, вгрызётся в саймонову шею и будет доказывать ему, что тот просто не принимает данность и не видит всё самое хорошее, что у них есть.

может, чтобы до гоуста что-то дошло, надо для начала сдохнуть — и потом уже доказывать ему что-то прямиком из могилы, приходя во снах напоминанием и мерещась в толпе призраком.

— тащился сюда хрен знает откуда, — рассказывает заполошно, наседая, заставляя гоуста отступать шаг за шагом назад, — дай выдохнуть. я останусь, — повторяет, толкая в крепкий живот и прибавляя силы.

гоуста ведёт — или только кажется.
он поддаётся — или только кажется.

роняя его обратно на диван, джонни упирается ладонью в потёртую спинку, нависает. забирается сверху медленно, не отводя взгляда от полускрытого лица.

— попался, — ухмыляется победно.

+1


Вы здесь » MARY ON A CROSS / OVER » passing phase » deprivation


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно