все закончилось.

последствия битвы оседают на улицах пылью, остаются кривыми и покореженными балками разрушенных зданий, торчащими из завалов, едким запахом гари, витающим в воздухе после отгремевших взрывов, устроенных демоном бомбы. если приглядеться, то под завалами, к которым еще не успели притронуться спасатели, можно разглядеть покрытые бетонной пылью руки, ноги, раздробленные, неестественно выломанные из-под кожи кости тех, кто не успел спрятаться или находился в своих домах, не ожидая смерти. демон тайфуна, прошедшийся по улицам, оставляет после себя картину половинчатого постапокалипсиса, от которого еще долго будут убирать улицы, разбирая обломки, сгребая людские останки в кучу. город оправится быстро – проглотит, залижет рану, чтобы быстрее затянулась, отстроится заново, но никто не вернёт загубленные жизни.

аки кажется, что он был в отключке недолго, сознание закоротило на пару мгновений, а потом его нашли, схватили, потащили куда-то вдоль дороги, на автопилоте заставляя переставлять ноги, которых он почти не чувствует. мир ощущается словно сквозь полупрозрачную плёнку – тусклый, тёмный, осыпающийся мелкими кусками пепла после взрывов. хаякава хватает кого-то рядом за белую рубашку и спрашивает только «дэнджи, он в порядке?», глухо, отчаянно, но спасатели не понимают, о чем речь, они не знают, кто скрывается под личиной человека-бензопилы, принимая вопросы аки за посттравматический бред, за переживание об очередном погибшем родственнике – таких здесь десятки.

дэнджи пропадает с радаров вместе с девочкой-бомбой, но и во время битвы – хаякава не видел их, только осыпающуюся пыль и взрывы. внутри всё крутит тревогой, внутри все бьётся о костяную сетку рёбер замершей паникой, которую аки пытается утихомирить. он обещал себе, что, после того, как потерял химэно, больше ни к кому в этом мире не привяжется, говорил, что демоны – твари, которых нужно уничтожать с особой жестокостью, но сейчас ему все равно на то, что он там когда-то говорил… человек-бензопила должен выжить, придурок дэнджи должен остаться в живых, он не может вот так вот просто… человек-бензопила не может погибнуть так глупо.

аки, в целом, слишком противоречив в последнее время. говорит одно, а выходит другое. ненавидит демонов всей душой, но сделал сегодня всё, чтобы спасти одного их них. он шатается, еле плетется, трёт висок, саднящий болью, покрытый запекшейся кровью, стекавшей по щеке. продолжает идти, глядя на рыжую макушку ангела впереди, на отливающий светом нимб, на белые, сложенные за спиной крылья, покрытые всё той же грязью, что и всё вокруг, глупо смотрит на свою раскрытую ладонь, которой коснулся демона ангела, спасая. о чём он только думал?

ни о чём.
хватая ангела из последних сил, едва удерживаясь в срывающих с земли порывах ветра сам, аки, кажется, не думал ни о чём… не было героизма – лишь что-то отстранённое, опустошающее. хотелось спасти, защитить, помочь. не было сил слушать обреченные слова ангела о том, что он уже готов умереть. не сейчас, как бы паршиво и заезжено ни звучало, не в его смену. аки не чувствовал, как это прикосновение забирает его жизнь, только то, что рука у ангела тёплая. такая же тёплая, как и у обычных людей, если не знать, что это прикосновение несёт смерть, то никогда и не догадаешься. рука у ангела тёплая… и это обычное тепло ощущают его жертвы перед тем, как умереть. в этом есть что-то с привкусом неприятной, горькой иронии.

чужая, чуть нелепая шутка про ад так близка к правде… аки ощущает себя, будто его сейчас вывернет, словно его уже перемололо жерновами - еще немного и развалится на части, расползётся фаршем по асфальту. устало и больно. но даже в этом ощущении хаякава находит в себе силы абсолютно невесело ухмыльнуться.
- ты не лучше…

их разговоры всегда достаточно плохо клеились, и этот момент не исключение.

кто-то суетится рядом, усаживает двоих потерпевших в машину скорой помощи, не закрывая за ними двери. кто-то незнакомый накидывает на аки одеяло, чтобы его трясло не так сильно тупой остаточной дрожью, проходящей по всему телу, мажет остро воняющим спиртом ватным тампоном по виску, стирая засохшую кровь, обрабатывая рану, заставляя хаякаву едва заметно поморщиться. на автопилоте, как и абсолютно все, что он делает сейчас. аки хочется закрыть глаза и провалиться в сон, пока спасатели спрашивают у него, помнит ли он свою дату рождения, внешне бестолково суетятся, осматривая мелкие порезы, оставленные на коже поднятым в воздух мусором. он открывает глаза и ловит взглядом сгорбленную фигуру сидящего чуть поодаль ангела. от помощи тот отказывается - нужно быть очень осторожным, чтобы помогать ему, поэтому, кажется, никто и не спешит так сильно, глядя на сложенные за спиной крылья, понимая, что ангел - не человек.

- у вас другой пациент требует осмотра, - тихо, но очень настойчиво напоминает аки, разглядывая испачканную кровью рубашку на хрупком теле. демон на него не смотрит, он вообще сейчас будто бы не в этом мире, и его мягкие черты испачканного лица в приглушённом свете машины для экстренных вызовов, кажутся более острыми.

хаякава прижимается затылком к обивке машины скорой помощи изнутри, и всё еще держащийся на затылке «хвостик» из волос больно впивается в голову, немного приводя в чувства. врач, оторвавшийся, наконец, от аки, стаскивает испачканные перчатки, чтобы поменять их, тянется к ангелу, чтобы проверить кровь у него на плече, но не успевание прикоснуться. аки хватает спасателя за запястье так резко, что тот вздрагивает, дергаясь.

- не трогай, - голос вылетает из горла неожиданным рыком, аки грубо тянет чужую руку на себя за рукав. если врачу невдомёк, то хаякава отлично знает, что случается с теми, кто прикасается к ангелу, - перчатки. нужно надеть перчатки. для вашей же безопасности.

звучит неприятным напоминанием, но это буквально вопрос жизни и смерти.
аки отпускает шершавую ткань рукава и снова тупо разглядывает свою ладонь со случайной мыслью.
скольких ангел касался не для того, чтобы убить?

химэно назвала бы аки придурком, если бы была жива. размениваться так дёшево, отдавать то, что и так уже почти потрачено. сколько еще осталось? успеет ли он убить демона огнестрела до того, как исчезнет?

ангел может делать вид, что ему не нужна помощь, сколько угодно, может ворчать и ругаться - врач натягивает перчатки, расстёгивает форменную рубашку ангела, спуская её с плеча, проверяя царапины и кровоподтёки – почти режущая глаз своей белизной кожа, покрытая ссадинами, выглядит как изуродованный холст, на который пролили краску. аки скользит взглядом по упавшим на спину рыжим волосам, по длинным маховым перьям, отмечая, что впервые видит ангела таким… уязвимым. слишком быстро отворачивается, шуршит одеялом, разыскивая по карманам пачку сигарет. чёрт… остались в пиджаке, где-то там, под огромными завалами нескольких разрушенных кварталов мегаполиса.

- найдётся закурить? – аки выбирается из машины, обращается к стоящему рядом спасателю, заполняющему остаточные бумажки. тот хлопает себя по карманам, отдаёт аки сигарету, щелкает зажигалкой, прикуривая.

с первой затяжкой становится чуть легче. аки тяжело выдыхает – сейчас даже не жаль, что химэно подсадила его на эту дрянь, хоть какое-то облегчение. дым обжигает гортань, оседает в лёгких, хаякава глотает его, почти не ощущая смолянистого привкуса, успокаиваясь согревающим теплом, и длинные пальцы, которыми он зажимает сигарету, перестают подрагивать.

аки оборачивается, облокачивается на дверцу машины, упираясь в нее плечом, чтобы не упасть, смотрит на ангела.
- ты в порядке?
худший вопрос, что он может задать сейчас, но единственный, который его волнует.

у ангела неестественно вывернуто крыло – врач на это даже не смотрит, словно стараясь как можно скорее отделаться от демона, который его пугает. максимум что могут сделать – прижечь кровоточащую рану дезинфицирующей спиртовой салфеткой. вряд ли его вправишь… аки вытаскивает раскуренную сигарету изо рта, свободную руку нервно сжимая, собирая в кулак остаточный тремор пальцев.

- не буду его трогать - заживёт как на собаке, - с толикой презрения едва слышно с опаской бормочет спасатель своему напарнику, и хаякава ощущает внутри гнилой привкус чужих слов, обращённых к демону, словно сам это произнёс. он бы сказал так же пару месяцев назад… может быть даже словами похуже… почему же сейчас этого доктора так сильно хочется ударить?

на его вопрос ангел не отвечает, лишь неопределённо пожимает плечами с толикой безразличия к собственному состоянию. бывало ли хуже? уж точно бывало, причём им обоим, но сегодня как-то особенно херово. не только физически, хотя аки еле идёт, еле стоит и тяжело дышит под сломанными, ушибленными, снова треснувшими рёбрами, а каждый вдох чувствуется как болезненный укол в лёгкие, перехватывающий дыхание. несмотря на всё это, морально тяжелее, потому что он до сих пор не может сказать, почему жизнь демона теперь стоит дороже, чем его с каждым часом укорачивающееся существование. если зациклиться на том, сколько осталось, то можно свихнуться, подсчитывая каждую прожитую минуту.

зря прожитую. меньше двух лет осталось, а он так дёшево их разбазаривает.
химэно отдала жизнь, чтобы он исполнил своё предназначение... зачем он об этом вспомнил опять?
ему ещё чувства вины только здесь не хватало.

аки помнит, как прижимал к себе ангела сведёнными до судорог руками, тяжело, надрывно дыша, утыкаясь лбом в ткань чужого пиджака на спине, сжимая так сильно и так долго, как только мог, пока их не нашли. что он ощущал в эти минуты? их спасают - невидимая стена строится заново по границе их недоверия друг к другу, но надламывается где-то по краю, словно тонкий лёд весной. хаякава внутренне надеется, что им никогда не придётся объясняться.

- если это можно назвать порядком, то да... да... - он ни за что не признается, в каком раздрае сейчас его мысли.

хаякаве разбитым лицом тяжело даже кривиться от боли. он затягивается сигаретой снова, задержав дыхание вместе с колющим ощущением в рёбрах, запрокидывает голову. вылезающее на востоке, уже виднеющееся из-за верхушек разрушенных небоскрёбов утреннее солнце начинает окрашивать облака в нежные пастельные тона – аки добавляет к розовой рассветной дымке сероватый дым из собственных лёгких, глубоко выдыхая. когда-то он, совсем ещё юный, не хотел начинать курить, потому что было жалко кости. сейчас ему, кажется, уже ничего не жалко, а вместо души остался только дым, скопившийся в районе груди под оболочкой…

- можем позавтракать, есть хочешь? - аки оглядывается – вокруг никого из четвёртого отдела, да и вообще из общественной безопасности, одни гражданские, незнакомые лица - толпящиеся, суетливые, их гудящие, приезжающие и уезжающие машины, собирающиеся в утренние пробки, - думаю, тебя не хватятся сегодня, если не вернёшься в бюро до вечера – внештат-ная ситуация.

на слове «внештатная» язык заплетается от усталости, не позволяя выговорить с первого раза.

они могут позавтракать в открывающихся кафетериях по скидке буднего дня, где два кофе по цене одного, а может быть ещё моти в подарок, или у аки в квартире – было бы кстати, ведь дэнджи может вернуться сразу домой, а у придурка, после превращения в бензопилу, скорее всего, и ключей-то с собой не осталось - аки уже сбился со счета, сколько раз менял замок с того времени, как у него по приказу макимы поселились эти два одноклеточных. хаякаве хочется думать, что дэнджи вернётся туда в целости и сохранности, залезет в свой футон и проспит пару дней. но для этого этот самый футон должен быть расстелен…

- думаю, им всем не до нас…

аки отлепляется от машины скорой помощи, стряхивает пепел с сигареты щелчком ногтя, затягивается её остатком почти до фильтра. топчет окурок подошвой белых кед.

- пойдём, перехватим что-то по пути.

звучать беззаботно не получается, но хаякава и не старается, если уж быть совсем честным.

аки идёт первым, специально держась на расстоянии, словно, если пойдут вместе, то придётся заводить разговоры чуть глубже обсуждения завтрака. на больших улицах люди только начинают появляться, занимать собой широкие тротуары. стоит пройти пару жилых кварталов, скрывающих видимые разрушения от глаз, и токио снова становится собой – бесконечным муравейником, суетливым и душным, но всегда полным жизни. даже как-то легчает, но только немного.

- куда ты хочешь? могу провести тебя до бюро, кажется, оно в той стороне, - аки неопределённо кивает куда-то в сторону, где, если память его не подводит, можно дойти до здания бюро общественной безопасности. отпускать ангела одного почему-то не хочется – колокольчик интуиции звенит об опасности, хотя всё уже закончилось. пустота в его взгляде ни к чему хорошему привести не может. аки знает эту пустоту – он её видит в зеркале каждое утро, пока не находит в себе желание существовать ради уничтожения демона огнестрела. ангела не хочется отпускать сейчас настолько, что можно потерпеть его тяжёлые вздохи и тусклый, безразличный тон. им бы воспользоваться поездом метро для ускорения движения по маршруту, но их вряд ли пустят на станцию в том виде, в котором они идут – окровавленные, в оборванной одежде, даже люди оборачиваются вслед, бросая где-то испуганные где-то изумлённые взгляды, - или зайдёшь к нам?

аки останавливается, ковыряет карманы: из важных находок полупустая пачка подтаявшей жвачки для дрессировки домашних извергов и пара смятых бумажек по тысяче йен – не супер роскошь (как они только сохранились в происходившей мясорубке?) вместе с быстро просыпающимся городом вдоль тротуаров открываются утренние заведения – работники чистят стёкла витрин, звенят колокольчиками входных дверей, выставляя меловые доски с объявлениями о скидках на улицу. от булочных начинает головокружительно пахнуть свежим хлебом. плотная толпа спешащих на работу всё увеличивается, обтекая обернувшегося аки и поджавшего крылья ангела. хаякава приподнимает две смятые купюры, показывая демону-напарнику их бюджет на ближайшее время.
- идём?
хоть куда-нибудь, лишь бы подальше от собственных мыслей.

Отредактировано Hayakawa Aki (2023-08-20 20:28:47)