В ту ночь губы Люциуса на портрете зашевелились.

Тридцатидневный липкий туман алкогольного дурмана разом отступил. Драко вывалился в реальность, споткнувшись о лунный свет, заливший отцовский кабинет. Сердце ломало ребра изнутри — полчаса он в ужасе вглядывался в отцовское лицо.

Лживо молодое для умершего в сорок пять и слишком свежее для удавившегося собственным галстуком.
Но губы все же не двигались. «Показалось», — с облегчением подумал тогда Драко.
Люциус был мертвее мёртвого.

Отцовская палочка лежала там же, куда положила её mama после похорон почти девять лет назад, — в верхнем ящике его бюро. Традиции чистокровных волшебников нельзя было нарушать — самоубийцам в посмертии палочка была не положена. Люциуса заколотили в гроб как маггла, его руки были пусты.

Это была последняя надежда. Игнорировать присутствие в особняке варианта, который Драко ещё не испробовал было проще простого. Собственного говоря, он держался столько лет. Но время таяло, седьмая по счету — недавно купленная в Косом переулке палочка с совершенно не свойственными для него ингредиентами (это больше не имело значения, свойственность стала бесполезным понятием) — оказалась просто пустым куском древесины в его руках. Найденный холодной зимней ночью отсыревший хворост — только иллюзия спасения.

Отцовская палочка могла ещё помнить родовую магию, могла узнать в Драко наследника, но как только он взял её в руки… Что же, в этом не было ничего удивительного. Омерзение отрекошетило внутри, прошлось по гладкой поверхности вяза и ответило ничем.
Было очевидно — чтобы использовать эту палочку для освещения комнаты, Драко пришлось бы поджечь древесину зажигалкой.
Или найти Поттера.
Поттера-Который-Пропал-Пять-Лет-Назад.

Они сменяли друг друга хаотично — измученный Драко часами ждал в Косом, пристыженно затаивался под кабинетами Министерства, изнемогал под склизкими взглядами в вестибюле Мунго — он, кажется, знал, с кем виделся вчера, но не мог вспомнить сегодняшнюю встречу. Грейнджер? Лонгботтом? Тео?

Лица собеседников смазывались, пряди волос меняли цвет, глаза темнели и светлели. Драко смотрел сверху вниз; на Драко смотрели сверху вниз.
Каждый раз он задавал разные вопросы. Но ответ всегда был один и тот же:
«Нет, я ничего не знаю».

За месяц поисков список имён в его голове был исчерпан. А отчаяние превратило наследника рода Малфоев в лежачего больного.

Он днями не вылезал из кровати, крутился в пронизанных резким запахом пота простынях и пил прямо из горлышка не поднимая головы. Огневиски стекало по подбородку и шее, заливаясь за край майки. В дурмане между сном и реальностью, опьянением и мучительной ломкой он вспоминал о том, как ненавидит. Себя. Свою неспособность больше владеть волшебной палочкой. И Поттера.

Пока в окно его спальни не постучали.

***

Добраться до места встречи занимает полдня; невозможность трансгрессировать ограничивает передвижение Драко и ему приходится пользоваться общественной каминной сетью. Несколько пересадок, сорок минут пешком до выведенного скачущим почерком (кто-то давно не писал писем?) адреса в короткой записке.

Кафе маггловское и очень простое, просьба принести бутылку виски вызывает у официанта секундное замешательство — полдень четверга за соседними столиками пахнет кофе с молоком и сладкими пирогами.
А ещё Драко знает, как выглядит, — потёртость его пальто удачно оттеняется мрачностью теней под глазами; маскирующие заклинания теперь не для него.

— Я просто жду давнего знакомого, — кажется, объяснение не очень удовлетворяет собеседника, но через три минуты бутылка уже на его столе.

Когда часы показывают двенадцать : тридцать, Драко едва сдерживается, чтобы не сбежать.
В двенадцать : тридцать семь он сглатывает мерзкий клубок волнения, опасаясь, что блеванёт.
В двенадцать : сорок три он впивается взглядом в стену напротив, впервые за многие годы радуясь неспособности разнести её до основания.
В двенадцать : сорок пять он почти слышит, как за соседним столиком кто-то произносит его имя и смеётся.
В двенадцать : пятьдесят противный звоночек из перьев и бусин на входе в кафе оповещает о новом госте.

На лице Драко ни капли узнавания, но зато пришедший знает его, соблюдая четкую траекторию. И присаживается напротив.
Непривычные на вид губы складываются в знакомую улыбку.

— По.., — первая буква его имени порождает спазм в голосовых связках, вторая — неожиданно становится последней; Драко беспомощно хватает воздух приоткрытым ртом — рыба без воды, неспособный наколдовать Люмос перед отождествлением магической силы.
Или? Это..? Но кто на такое способен? Это было бы жестоко даже по отношению к бывшему Пожирателю.

Долгих тридцать секунд Малфой откашливается, дрожащими руками наливает виски себе и ему, подталкивает второй бокал к противоположному краю столика. Глаза чертят линии в горизонтальной плоскости — от его пальцев до своих. Порция опрокидывается вовнутрь тут же (как же он этого ждал) — сил на светские манеры сегодня нет.

— Мерлин, надеюсь, под обороткой не Уизли, — Драко хочется, чтобы это не звучало так отчаянно, но голос срывается, покрасневшие глаза слезятся и нет никакого смысла притворяться, что он в порядке.

— Покажи палочку, — приказы не в его положении, поэтому следующее слово тут же соскальзывает с пересохших губ. — Пожалуйста?

Древесина и сердцевина — основное удостоверение личности в магическом сообществе. Только если ты не Драко Малфой, конечно.