[indent] — три года?

пальцы тянутся за сигаретой, останавливаются где-то в воздухе, только цепляясь за бумажную крышку. курить хочется страшно, и ей бы чем-нибудь занять руки, но кэмпбелл смотрит на неё с долей осуждения и протягивает потрёпанную фотографию, и она прячет покорно пачку честрефилда обратно в нагрудный карман жилета. думает: хорошо, чёрт с ним, переживёт как-нибудь. полковник кивает — он, кажется, смирился с её привычкой переспрашивать одно и то же раз за разом, но это позволяет ей тянуть время. позволяет ей думать. голос миллера звучит глухо из угла комнаты — сухие факты, раскиданные на столе игральными картами:

[indent] — sas, браво-два-ноль. были брошены в ирак в девяносто первом, должны были найти и уничтожить «скады». были замечены иракцами. выжившие попали в плен.

она знает. хмурится, сжимая пальцами выцветший полароид; это не то, о чём она спрашивает. девушка на снимке улыбается широко и как будто напоминает ей кого-то — не то актрис из ранних семидесятых, не то миллера в лучшие годы с этой причёской — что в общей картине примерно одно и то же, наверное, но она ни за что не скажет об этом вслух.

всё равно как будто не то, но никто больше не приходит в голову.

[indent] — я думала, их вытащили в девяносто первом.

помнит репортажи в газетах и по телевизору, чёрт, помнит даже книгу — тираж разошёлся неплохо, кажется, но она забросила на второй половине. здесь что-то неправильно — они тоже были уверены, что их всех вытащили в девяносто первом, и если нет, то как они могут знать наверняка, что она всё ещё жива, то есть, они все здесь стараются верить в лучшее, она знает, своего рода кружок оптимистов, но почему они, в конце концов, и с каких пор британская разведка не может решить свои дела без их участия.

здесь что-то неправильно, но кэмпбелл обрывает её — резко и безапелляционно:

[indent] — ты думала неверно.

вдыхает шумно: само собой. ладно. они не хотят, чтобы она задавала вопросы. она понимает; поэтому они её так и ценят, в конце концов. биг босс что-то говорил и об этом тоже, но она не готова сейчас ставить под сомнение собственные моральные ценности или мнение полковника.

девушка с фотографии по-прежнему улыбается ей, и снейк не может отделаться от смутного чувства дежавю. спрашивает без особой надежды:

[indent] — имя?

их почему-то здесь только трое, и это не нравится ей тоже. всегда присутствует кто-то ещё, даже для простого брифинга. кто-то из разведки или старшего командования; медик, если ей повезёт. за хорошее поведение ей даже полагается пара консультантов по оружию и дикой природе, но сегодня они, очевидно, не считают нужным расщедриться.

[indent] — тебе понравится, — кэмпбелл улыбается, и она поджимает губы в немом неодобрении. пытается придать своему лицу самое неприятное выражение. ей не понравится. — белая мамба.

он говорит это так, будто это важно. будто это должно что-то значить — для неё или в целом, она не слишком понимает. здорово, она думает отстранённо и с неясным раздражением. сможем собраться в змеиный выводок и надеяться, что это отпугнёт иракцев.

говорит вместо этого, сдаваясь заранее:

[indent] — нам действительно стоит разнообразить список позывных, да?

мастер миллер смеётся — громко и лающе. она хмурится и почти не находит это слишком странным.

* [indent]  * [indent] *

всё проходит по плану. в общем и целом. голос миллера теряется за шумом садящегося вертолёта: в японии ирано-иракскую войну называют «ира-ира», снейк, ты знала? она собирает волосы в хвост и качает головой: нет, мастер миллер, откуда мне. всё проходит по плану: она проверяет оружие и машет рукой, прячет лицо за шарфом и неприятно щурится от поднимающегося в воздух песка — стоило отобрать у миллера авиаторы, но эта блестящая мысль не пришла ей в голову вовремя. сверяется с картами, сверяется с радаром, огибает предполагаемый маршрут патруля. они кидают её в центр суннитского треугольника с ножом, пистолетом и пожеланиями всего лучшего, она обещает когда-нибудь назвать в их честь своих самых противных собак, если всё-таки доживёт до одинокой старости где-нибудь на аляске. это звучит как отличный план, и она честно пытается поделиться им — это важно, в конце концов, и ей нужно занять чем-то время, пока этот самый медленный грузовик в мире никак не может убраться с её линии горизонта, но кодек выдаёт ей исключительно тишину и радиопомехи, и она думает: странно, — она думает смешно и нараспев: си-лонс, си-лонс, — она думает: это не имеет смысла, потому что она проверяла оборудование перед вылетом, — она думает: какого чёрта, в конце концов, и — ох, она осознаёт неожиданно и почти смеётся. это нервное и близкое к истерическому, но она выше этого. определённо натренирована лучше. и всё же.

неверные частоты. они дали ей неверные частоты.

вселенная ненавидит её. как будто бы новость.

ладно — ладно. она выдыхает и затягивает шарф потуже. песок всё равно забивается ей за ворот. хорошо, снейк, хорошо — это всё ещё не худшее, что с тобой случалось. у тебя есть варианты. наверное.

раз: она может понадеяться, что за ней отправили поисковый отряд. сомневается в этом, впрочем; что-то что-то за бубнежом кэмпбелла о секретности, что-то что-то о том, что специально её искать не будут. в этом тоже мало нового.

два: она может вернуться обратно. они не могли не заметить это тоже. возможно, они вернулись. возможно, они ждут её на том же месте. возможно, из этого всё ещё получится нормальная операция, а не — это.

три: если идти по источникам, может быть, получится добраться до границы с саудовской аравией. это будет весело.

четыре: она затыкается сейчас и надеется, что они по-прежнему отслеживают точку эвакуации.

это всё звучит отвратительно. она поднимается на ноги и решает двигаться дальше; белая мамба, если верить кэмпбеллу, была объявлена пропавшей без вести три года назад — паршиво для неё, но снейк стоит, наверное, хотя бы попытаться её вытащить — по соображению совести и вежливому требованию славной британской армии.

если там ещё есть, что вытаскивать.
она старается мыслить позитивно.

местные называют эту гору джабал аваллах, и она почти уверена, что они пустили бы в неё пулю за дерьмовое произношение, но её знания арабского ограничены вещами совсем базовыми и оставляют желать лучшего. в её оправдание: ей было страшно не до того в кувейте. тоже в её оправдание: никто не идеален, ладно? она дожидается сумерек; это всё не слишком сложно, и ей почти удаётся поверить, что, вопреки всему, у неё всё под контролем: нож входит в горло пожилому шииту легко, и она едва успевает зажать ему рот, оттаскивая тело за одну из ещё-только-чудом-целых стен. развалины старой крепости или что-то вроде — никто так и не смог объяснить ей, что здесь было раньше; никто кроме неё, очевидно, не претендует здесь на звание местного историка.

ладно. боже правый. она слишком привыкла к лекциям миллера по кодеку в самое неподходящее время — врываться без них на территорию полуспящего поста даже как-то неловко. морщится, когда тело следующего патрульного падает на камень с глухим стуком; вжимается в стену на пару отвратительно долгих секунд, но никто так и не появляется проверить. она чертыхается сквозь зубы, оттаскивая его вниз по лестнице. плохая новость: он тяжелее предыдущего, и если бы они не были так безответственны, то непременно бы её услышали.

хорошая новость номер один: она снимает с него автомат и патронную сумку. хорошая новость номер два: подвал не выглядит так, будто готов обвалиться ей на голову.

они притащили сюда стол и рабочие лампы. оборудовали камеры. кассета в старом плеере повторяет одну и ту же песню на арабском, и она различает пару отдельных слов и шумные вздохи за одной из дверей. не находит ключей на теле, но она может справиться и без это — подхватывает тяжёлый замок за мгновение до того, как он упадёт на землю, выдыхает сквозь стиснутые зубы. дверь открывается со скрипом, но она почти уверена, что наверху его не слышно за музыкой.

у неё удача покойницы.

они привязали её — опрометчиво, снейк думает, но, может быть, она уже сдалась. может быть, они просто безответственные ублюдки. не пытается скрыть своего присутствия, ступает шумно; в камере мало места, и через пару шагов она уже опускается на колени рядом с ней и сдирает мешок с её головы. опускает автомат на землю рядом, щёлкает пальцами перед ней, поддерживает за подбородок, прежде чем потянуться ножом к верёвкам.

она выглядит ожидаемо паршиво. снейк всё равно не может отделаться от чувства, что видела её где-то, но это сейчас последняя из её проблем.

[indent] — тише, — бросает негромко, распутывая её запястья из верёвок. у неё есть два магазина к пистолету; этого хватит, может быть, чтобы облегчить им отступление в самом паршивом случае, но она всё равно предпочла бы не привлекать внимание. — можешь двигаться?

что может пойти не так. в самом деле.

Отредактировано Laurence (2023-04-13 20:26:11)

а помнишь  [indent] зуд  [indent] и в  [indent] мышцах [indent] и в [indent] костях [indent]  минуты  [indent] чуть ползут  [indent] и ласково  [indent] блестят [indent]

её голос звучит тяжело — нож по наждачке и песок на зубах, но она может говорить — хорошо, может двигаться — вроде бы — отлично. снейк прикидывает: у них есть время, наверное, до следующей смены дозорных, может быть, они даже могут себе позволить минуту — на попытки отдышаться и обмен любезностями. она старается мыслить трезво, она старается что бы сделал на её месте фокс — какая разница, что бы сделал на её месте фокс, может быть, есть причины, по которым не ему поручили эту миссию, может быть, ей стоит задуматься и об этом тоже смотреть на вещи объективно: она не выглядит тяжёлой, и, если дела всё же окажутся плохи, дотащить её на себе не будет проблемой. не будет проблемой, предположим, первый час — если всё пройдёт идеально идеально, конечно, и их побег из шоушенка останется незамеченным.

по закону средних чисел ей должно повезти хотя бы в этом.

[indent] — лэнгли. — сухо и быстро, осматривает её бегло, прячет неумелую ложь за уместной нервозностью. верность, отвага, честность — нет, нет, стоп. нет. не открывай рот, не говори ничего больше. следовало врать про пентагон, но пентагон тоже всегда врёт про лэнгли. она в порядке. не моргать лишний раз. какая разница, боже, она же сказала: она не видит. хоть бы временно — это усложнит ей задачу. — как давно ты здесь?

это вместо: почему ты ещё дышишь. она не должна, и снейк не понимает, что шиитам могло быть от неё нужно до сих пор. ей понятна человеческая жестокость, разумеется; тем более понятна мужская, но это непрактично, неэффективно, бессмысленно — таскали её с собой от одной разрушенной крепости к другой, потратили слишком много времени на выбивание информации, не расстреляли забавы ради? ей неясно, но она знает лучше, чем спрашивать сейчас — у неё — вообще; проявление эмпатии должно быть базовым, её вторая опекунша запрещала упоминать господа всуе, била линейкой по коленям и общению с другими детьми предпочитала утренние проповеди. аллегории сидят у неё в горле и выходят вместе с рвотой, жёлтой и кислой, она плоха в этом, но ей нужно понять базовые вещи: она насчитала человек двенадцать со своей небхи, минус двое, плюс ещё, предположим, пятеро — достаточно для не слишком важного стратегически поста, но не стоит ли им ждать подкрепления, и что если она ошиблась — допрос не то чтобы входит в число их рабочих стратегий, если только кто-то здесь чудом не знает английский.

обрывает себя: не сейчас, неважно, не имеет значения. она разберётся — она всегда разбирается. с лишним телом или без лишнего тела.

отцепляет бутылку с водой от пояса, откручивает крышку, избегает лишних мыслей — механические действия и сухой анализ занимают руки и голову, и почти получается не думать лишний раз о синяках на её запястьях и горле. четыре года — не спрашивай. бога ради, не спрашивай.

[indent] — не спеши. — имеет в виду воду, но решает не поправлять себя. опускает голос до негромкого бормотания и только что не вкладывает бутылку ей прямо в ладони. они не выглядят повреждёнными — не выглядят слишком повреждёнными, по крайней мере, и это хорошая новость тоже — может быть, она даже сможет держать оружие. прямо парад из удачно стекающихся обстоятельств.

за исключением всего остального, само собой. если ориентироваться только на чужое сбитое дыхание, получится представить, что всё в самом деле под контролем.

время упирается металлическим дулом в затылок, жмётся лезвием под рёбра — снейк поднимается на ноги и прячет нож в чехол на поясе, думает недолго, прежде чем протянуть ей руку — там будет видно, решает. оставляет винтовку лежать у её ног — неозвученный выбор, ещё один вопрос в списке не из приятных. фокс бросает как-то, что деликатность — не её сильная сторона, она морщится тогда: он понятия не имеет, насколько.

продолжает с привычной монотонностью:

[indent] — оазис. недалеко отсюда. за ним ещё два — доберёмся по ним до точки эвакуации и вернём тебя обратно.

или нет. но тогда им пиздец, коротко и ясно: если пустыня не убьёт их ночью, то кто-нибудь обязательно добьёт днём. но с этим она будет разбираться позже — снейк всё ещё держит перед собой ладонь, когда доносится скрип двери с другого конца подвала.

только и успевает, что повернуть голову.

захватывает [indent] дух [indent] ты храбрый [indent] и живой и [indent] счастье [indent] стаей [indent] мух [indent] кружит [indent] над [indent] головой [indent]

Отредактировано Laurence (2023-04-13 20:24:20)

[indent] — блядь, — выдыхает сквозь зубы, только и успевает, что

дверь распахивается с диким скрипом, и она слышит встревоженные голоса — двое, кажется, гремят тяжёлые ботинки по каменной лестнице, хлопает железная дверь. она пытается удержать мамбу на месте, но это дело тщетное — бутылка падает на землю без лишнего звука, пальцы ловят только воздух. за музыкой не разобрать слов.

джизах аль-ханин. нож под горлом, пальцы под челюстью — если зажимать правильно и не передавливать сонную артерию, мозг не сразу поймёт, что ему не хватает кислорода. тоска во взгляде. это не они, впрочем, и не то, что от них осталось — в противном случае она не попала бы сюда так легко. телефонные звонки между бушем и клинтоном — минус девять мирных жителей и никаких результатов.

она смотрит с каким-то ужасом и замершим сердцем: как белая мамба выкидывает своё тело за порог камеры, как тяжёлые шаги переходят на бег и становятся громче голоса. досчитать до пяти, и они заметят оставленное небрежно возле стола тело. до семи — заглянут в камеру.

на десяти до них дойдёт.

возвращаясь к реальности: вообще-то, мирные жители — некорректный термин. правильнее: гражданское население. в газетах: сопутствующий ущерб. мы же не заглядывали к ним под кровать, правда? ружьё хорошо укладывается между матрасом и деревом. ты же знаешь, билли-бой, это прямо как в афгане: они будут предлагать тебе выпить и остаться на ночь, но пустят пулю в спину из домашнего «ли-энфильда» в ту же секунду, как ты пересечёшь порог их дома. цивилизованный мир не интересуется разницей между шиитами и суннитами, цивилизованный мир вообще ничем не интересуется, это не плохо, на самом деле, так устроено ёбаное общество в эпоху технологий, прогресс запихивает в глотку слишком много информации, так получается, задача любого государственного аппарата — устранить необходимость в источниках извне.

боже, храни америку.

они встречаются взглядами, и это ощущается пощёчиной. действует лучше — снейк скользит бесшумно в угол камеры, различает: сахиф, ля-айн, а-ахира — усмехается себе под нос, конечно, это она понимает, десять, девять, восемь, семь, задерживает дыхание, они останавливаются рядом, она слышит, как кто-то из них опускается на колено рядом с мамбой, различает две тяжёлые фигуры в дверном проёме, дребезжание старых винтовок, шесть, пять, удивлённый вскрик, сахиф — ещё раз, — грохот возле стола

она ждёт и ждёт и ждёт и

всё случается естественным образом. это скучная часть — всегда будничная и простая. один из них остаётся рядом с мамбой — поднимает оружие над её головой, чтобы опустить приклад автомата ей на затылок, говорит что-то, но больше слов она не различает. он стоит удачно и не успевает её заметить, когда она выскальзывает в проход и пускает пулю ему между глаз. он покачивается — тяжело и неловко, тело перестаёт быть телом и превращается в труп, на самом деле, невыносимо долго, но он всё равно падает мешком на спину. второй оборачивается почти сразу, но в этом дело: снейк быстрее. он успевает вскрикнуть. успевает даже поднять на неё винтовку.

не него уходит две пули, и адреналин стучит в висках барабанной дробью. без кровопролития нет прощения. опускает пистолет с глушителем и выдыхает — тяжело и в повисшей тишине слишком громко. потом вспоминает.

[indent] — рехнулась? — рычит, опускаясь рядом с ней на колено, осматривает бегло — она в порядке, вроде бы, но это было опрометчиво, боже, блядь, это всё так не по плану, что хочется выть куда-нибудь в землю. миллер с кэмпбеллом спустили бы с неё шкуру, если бы услышали о её феерическом долбоебизме. — в следующий раз они тебя пристрелят.

сдёргивает с трупа рядом винтовку и суёт её мамбе в руки — это тоже тупорылое решение, но идей лучше у неё сейчас нет, и если их накроют снова, ладно, пусть она лучше начнёт палить перед собой, чем бросается им навстречу. выдыхает тяжело и закидывает её руку себе на плечи, придерживая под рёбрами и помогая встать. удивляется мимоходом: она совсем лёгкая, — ожидаемо, наверное. спросит позже.

бросает глухо и скорее для себя:

[indent] — идём.

пан-пан, пан-пан, всем кораблям в море.

фрэнк говорит: насилие порождает насилие.
кто-то должен будет остановиться. однажды. только тогда всё и закончится.
не они.
не сегодня.

секьюритэ, секьюритэ. четыре цифры на мониторе диспетчера УВД разной степени трагичности — мы уже падаем или это ещё только уровня пистолета у виска? снейк не любит работать с людьми: вытаскивать их всегда слишком топорно, размазывать мозги по стенке или сворачивать шеи — в разы проще. миллер смотрит сквозь жёлтые стёкла авиаторов — видит ли хоть что-то, ей интересно, — бросает равнодушно: это приказ, солдат, так что заткнись. закрой свой рот.

ладно. закрывать рот у неё получается отлично; лучше выходит только не задавать вопросов.

скашивает осторожный взгляд на мамбу. мотает головой, бормочет скупо:

[indent] — не сомневаюсь.

она права: у пустыни больше шансов, чем у шиитов, — плюс-минус одна случайная пуля или поднятая тревога. её раздражает чужая расточительность, её раздражает отчаяние, выписанное в резкости движений и безрассудстве действий, её раздражает — она обрывает поток собственных мыслей резко, делая первый шаг вперёд, думает: этого следовало ожидать. напоминает себе: три года. не хочет думать о том, во что бы превратилась она сама за это время.

она не попыталась застрелить себя, только добравшись до оружия. это можно рассматривать как успех.

[indent] — снейк, — бросает слишком резко по армейской привычке, срезает с языка, кусает щёку. пистолет оттягивает ладонь, тело оттягивает плечи; снейк ступает осторожно, перешагивая через мертвеца на лестнице, делит свою паранойю между тенью у выхода и выражением её лица, добавляет поспешно сбитым полушёпотом: — белая мамба. я знаю.

смотрит на рваную линию рта вместо улыбки, замирает на грязных ступенях, сжимает пальцы под её рёбрами крепче, позволяет себе предательство сомнения: что если они не мониторят точку эвакуации, что если они всё ещё ищут её в пустыне и отозвали миссию. что если их никто не ждёт. смотрит на рваную линию рта, сжимает пальцы под её рёбрами крепче.

если так, милосерднее будет пустить ей пулю в голову сейчас, чем давать надежду и оставлять подыхать в пустыне. давит эту мысль вместе со следующим шагом.

[indent] — мне нужно будет разобраться с теми, что снаружи, — старый проигрыватель орёт по-прежнему, снейк смотрит перед собой, следит взглядом за тенями, тянет её наверх. следовало не надеяться на лучшее, следовало убить их до, но это мысли бесполезные. добавляет зачем-то, не глядя на неё, ставит безразлично перед фактом: — я вытащу тебя отсюда. поняла?

это кажется ей верхом дебилизма — хуже того, каким-то внезапным приступом сентиментальности, ей несвойственной. мастер миллер сказал бы: дура. фрэнк бы рассмеялся: никогда не давай обещаний, которые не в состоянии сдержать, querida. она сомневается, что на лице биг босса дрогнул бы хотя бы мускул.

дверь скрипит отвратительно громко. она держит пистолет перед собой и оглядывается спешно, готовясь толкать мамбу себе за спину, но ночь выходит ленивая: скользит чёрными тенями по песку и забирается под платок ледяным ветром. она слышит голоса, прикидывает: хватит времени. заталкивает тощее тело мамбы между обвалившейся стеной одного из зданий и обвалившимся чем-то ещё, бросает на выдохе, убеждаясь, что угол обзора отсюда выходит не самый паршивый:

[indent] — не высовывайся.

перезаряжает пистолет уже на ходу.

это всегда удивляет её: как легко забываешь себя в моменте и насколько — одновременно — яснее себя осознаёшь. тело делает — тело знает лучше неё как-то в целом, подчиняется годам дрессировки и лающему голосу где-то под черепом, отдающему приказы: для начала — считай их. по одному на вышке, в сумме трое, и те слишком заняты сигаретами или друг другом; двое слева, ещё два мужских голоса в доме со светом, ещё один возле машины, ещё один — где-то был ещё один. скольких она уже убила? двое по дороге до подвала, ещё двое внизу. ладно. ладно. магазин на восемь патронов, лезвие под пальцами — тому, что курит у машины, получится перерезать горло, если всё пройдёт по плану. может быть, выйдет бесшумно снять одного из патрульных на вышке — остальных лучше оставить на конец. неудобнее всего с теми, что в доме — они могут поднять тревогу и оповестить соседний аванпост, но она быстрее. она быстрее.

тело делает. равнодушно и почти лениво: вслушивается в шаги за поворотом, игнорирует собственное дыхание, зажимает чужой рот ладонью, дёргает к кузову машины, всаживает нож под челюстью. раз. два и три - дождаться, пока один из них решит проверить дверь в подвал, свернуть ему шею первым - на второго приходится потратить пулю, и его тело падает с ужасным шумом. никто не приходит проверить. никто не слышит, как он пытается закричать, пока она зажимает ему рот и помогает себе ножом. вытирает о штаны лезвие и двигается дальше.

с теми, что в доме, выходит просто — они смеются громко, размениваясь репликами под шум из паршивой колонки, совсем не замечают её за окнами. распахивает дверь с уже подготовленным пистолетом — первым падает тот, что сидит у радио. второй пытается вскрикнуть, но она быстрее — пуля пробивает ему горло. она думает, опуская пистолет и прикрывая за собой дверь: это самое близкое к милосердию, что она может предложить им. не считает, что они его заслуживают в любом случае, но судья из неё определённо хуже, чем палач.

это не имеет значения.

считает: четыре и пять. трое на вышках - это просто. она снимает первым того, что стоит в одиночестве - шумит намеренно, позволяет пустому магазину выскользнуть из пальцев в подходящий момент, снова готовит нож. шесть. семь и восемь - на последнего уходит две пули, но она чувствует себя щедрой. он гремит фонарём, когда падает с вышки на землю; его мёртвое тело, кажется, ломает шею, но она уже не смотрит. позволяет себе выдохнуть.

опускает пистолет, вспоминает запоздало: ещё один. был ещё один.

не успевает обернуться на мужской крик за спиной.

Отредактировано Laurence (2023-05-10 02:50:36)

мысли она ощущает, как если бы пыталась вглядываться в дно наполненной до краёв ванны — через толщу заполняющей лёгкие воды и без способности повлиять на происходящее. иллюзия связанных рук — наблюдает заворожённо, как камень опускается в тело, раз — трещит кость, два — трещит кость, три — трещать, кажется, уже нечему. снейк смотрит: распахивает широко глаза и ощущает всю тяжесть пистолета в ладони, пока фигура мамбы ломается-ломается-ломается над телом под ней — оно мажется пятном по пыли на земле и продолжает издавать звуки.

может быть — может быть, она думает иногда, её в самом деле отправили сюда на смерть. может быть, их всех каждый раз отправляют исключительно умирать — это звучит ужасно логично, пока жизнь обрывается с жадным хлюпающим звуком — камень разбивает остатки черепа и размазывает человеческое лицо по песку. доверие больше не приходит естественным образом: она выбирает думать, что это всё тоже находится за чертой необходимости, выбирает вложить свою жизнь в руки мужчин с властью и амбициями, выбирает сворачивать вместо них шеи и перерезать глотки по требованию голоса из динамика — выбирает это и вот это, иллюзия наличия альтернативы в рамках чётко установленных и каждый раз ревностно соблюдаемых — тоже не ею.

она знает, конечно: положено во что-то верить, хотя бы и в единственное живое существо рядом. белая мамба не издаёт лишних звуков и разве что слишком громко дышит — снейк смотрит, как камень опускается-поднимается раз за разом, пока не выпадает из худых рук, пока её тело не сгибается пополам с неестественной лёгкостью, выворачивая себя наружу, думает что-то и не думает ничего совсем — её тоже отправили сюда умирать? их обеих? этих людей — тоже? совсем неважно, что о тебе будут помнить после смерти и будет ли у твоих костей памятная табличка из мрамора, и даже первобытный страх ощущается иначе, если испытываешь его постоянно. это удивляет её: насколько ужас может породниться в своей банальности и природе с голодом. сильнее только: как далеко расползается собственное равнодушие перед лицом чужой жестокости, если разум находит возможность её объяснить.

WHO AMONG US WOULD DIE TONIGHT HATEFUL AND ALL ALONE?

она знает, как это работает: тело просто делает. не видит смысла объяснять это для себя чем-то ещё; прячет пистолет в кобуру на поясе и ступает осторожно — держится в поле её зрения, приближается к мамбе, как к загнанному в угол животному — отчаявшемуся и злому. переступает через остатки чужого лица и размазывает кровь по песку, опускает руку ей на плечо — пробует слова на языке вместе с дорожной пылью, мешает осторожность с полной неспособностью выражать утешение:

[indent] — он мёртв.

они все мертвы. это приятно — когда получается держаться за факты. когда факты растекаются остатками мозга и костей черепа по земле и запах крови вперемешку с блевотиной бьёт в нос — снейк не морщится, только сжимает крепче пальцы на худом плече — чувствует под тканью перчаток, как выпирают её кости. ведёт взглядом по вымершей линии горизонта, давит словами, как сапогом на шею:

[indent] — он не встанет.

утешение в смерти — это неважно, чувствует она себя теперь легче или хуже, и неважно, с каким количеством ненависти только что забила до смерти другого одним только ёбаным камнем. милосердие — привилегия во вторую очередь, в первую — всегда прихоть; месть, если это она, выражает себя самым верным способом — ей знакомо это на каком-то совершенно базовом уровне, и снейк не может выдавить из себя ни осуждения, ни сочувствия — только узнавание, выражающее себя в аккуратности шагов ей за спину. не знает, что чувствует, когда смотрит на кровь на её руках; понятия не имеет, что чувствовать обязана. перехватывает её вокруг груди со всеми доступными ей остатками человеческой эмпатии, даёт минуту, чтобы выдохнуть, тянет на себя, поднимая на ноги. говорит негромко:

[indent] — мы можем идти. у нас не так много времени.

думает об этом недолго, добавляет из базовой практичности:

[indent] — будет быстрее, если я понесу тебя на себе, но тебе придётся держать оружие. идёт?

не смотрит ей в глаза, когда перехватывает её руку удобнее, но это, может быть, и к лучшему.

LIES, LIES, LIES, LIES (all of us are lost)